И она приняла Галвина в свои теплые, утренние объятия. Когда Хобарн принес им завтрак, он нарочито громко стучал деревянным костылем, но они, занятые друг другом, не обратили на это никакого внимания. Инвалид покрутился около запертой каюты, а потом пробасил в низкий потолок:

– Я оставлю еду под дверью, – и со смешком тихо добавил в седую бороду. – Ну и ловкач, мой Отчаянный. И здесь тоже успел. Интересно, как уживутся два таких характерных существа? Старшина Торкин еще и побоевитее Галвина будет. Кгм…

«Жизнь в сапогах» оглядел отряд калимдорцев. Четыре сотни отъявленных рубак были готовы к походу. Он видел шрамы на лицах ветеранов и равнодушную жестокость в их глазах.

– Ты берешь лучших, Шакнар, – гордость прозвенела в голосе Шонтая. И беспокойство одновременно. С лидером клана остался в основном молодняк из последнего пополнения. Слава об искусности Калимдора в битве всегда бежала далеко впереди ударов его топоров.

Теперь половина этой мощи уходила в рейд с «Жизнью в сапогах». Шонтаю придется потратить немало времени на муштру новичков, чтобы восполнить такую потерю.

Жадная пасть солнца только приоткрыла свой малиновый зев над далеким морским горизонтом, когда орки-ветераны собрались выступать. Шакнар по привычке лично проверил снаряжение нескольких бойцов, не обращая внимания на их добродушное ворчание, и остался доволен. Все были одеты по-походному – легко и удобно. Стеганые кожаные безрукавки, мягкие сапоги без подков, две рукояти топоров торчат из-за спины. На поясах – фляги, в заплечных мешках – изрубленный на мелкие кусочки пласт свиного сала и шмат какой-нибудь солонины. Дальше припасов «Жизнь в сапогах» лезть не стал. Он и так знал, что у каждого солдата в глубине ранца между огнивом и мешочком с солью наверняка валялось что-то личное, типа портрета красотки из родимого стойбища, контрабандного эльфийского приворотного одеколона или одной из бесполезных гоблинских штуковин, например – машинки для стрижки ногтей на ногах, которая хоть и десять ногтей стрижет, но один при этом обязательно вырывает. Само собой там присутствовал и кошель с золотом и драгоценными каменьями – скопленное за годы рискованной службы жалованье и одновременно – надежда на безбедное существование после отставки. Больных и недужных уже отсеяли, так что все воины отряда были готовы бежать без устали. Как и сам Шакнар, потому что Хала и так оказалась груженной сверх всякой меры. Она везла сложенные друг в друга котлы, несколько запасных боевых топоров, казну их группы в звездчатых гоблинских цехинах и целый мешок магических амулетов и талисманов. Чего там только не было – от ординарных световых фиалов до волшебных свитков на вызов духов Грозы и Дождя. Моглор положил туда даже редчайшее «Зеркало дальнего взгляда». С его помощью Шакнар мог трижды связаться с ним или Керрушем, чтобы передать донесение. В небольшой сумке, что была приторочена к упряжи львицы, хранились несколько важных документов: приказ командующего армией на этот поход, а также пара верительных грамот для руководителей гоблинских поселений по западную сторону Саравакского хребта. Шакнар бегло посмотрел одно из них. Оно содержало весьма глубокомысленный текст:

Гоблины собирались отбыть сегодня же. На своих самодвижущихся повозках, что своими звуками заставляли окрестных птиц покидать насиженные гнезда, а местных грызунов срочно рыть более глубокие норы. Шакнар очень хорошо представлял себе все прелести совместного путешествия с торговцами, поэтому решил вести свою группу отдельным путем. Хорошо тренированный орк способен с короткими передыхами бежать двенадцать часов в сутки по сильно пересеченной местности. «Жизнь в сапогах» прикинул, что двигаясь по кратчайшему маршруту таким темпом, они уже через шесть дней достигнут первых гоблинских поселений. А караван Ханчи – это дорога в объезд по проложенным трактам, неизбежные поломки и пространные рассуждения, как бы их побыстрее исправить, торговля со всеми селениями по пути следования, а также злая игра в кости на каждом привале. Гоблины настолько поднаторели в этой забаве, что рядовые орки, случалось, спускали им не только заработанные на службе деньги, но и жалованье, которое причиталось им за несколько лет вперед. Иногда по этому поводу возникали свары, а бывало и так, что особо удачливый гоблин случайно получал по жбану обухом боевого топора. Чтобы избежать этих недоразумений, Шакнар решил поделить рейдовый отряд на две части – орков и гоблинов.

Теперь самая боеспособная и отъявленная половина группы ждала только его слова, чтобы сорваться с места.

– Слушать меня! – рыкнул Шакнар. – Можете коротко попрощаться с друзьями или съесть пару печеных картошек. Мне нужно дойти до лазарета и обратно. Когда вернусь, сразу выступаем. Разойтись! Но далеко не разбредаться!

Старый орк хотел на прощанье проведать Мирру Банши. К ней он заходил вчера и остался очень недоволен тем, что увидел. Некромантка выглядела какой-то обессиленной. Словно из ее груди кто-то выкачал две трети воздуха, а остатка с трудом хватало на дыхание и сказанные едва слышным голосом слова.

Возле палатки джоддока он застал несколько холодных пастырей – эдусов. Ночные барды выглядели взволнованными. Как только Шакнар приблизился к шатру соратницы, ему наперерез устремился один из них, Эдар Скальд.

– Жизнь в сапогах! – окликнул он.

– Что случилось, Эдар?

– Не знаю. И нас это беспокоит. Мы видели Мирру в горе, радости и покое, но мы никогда не видели ее такой… равнодушной.

Шакнар ободрительно потрепал сподвижника по плечу.

– Она никогда не сдавалась, не сдастся и сейчас. Ее ранили заговоренным клинком. Восстановление не может быть легким. Моглор старается изо всех сил, – сказал орк и в ответ услышал:

– Вот это нас как раз и тревожит.

– Что?! Что ты сказал?!

Но Скальд отступил и поднял руку в знак прощания.

– Ничего. Тебе послышалось.

Мирра, как и вчера, лежала на своей походной постели. В палатке стоял сладковатый запах эльфийских благовоний, к которому примешивались едва ощутимые флюиды тления. Похоже эдусы всерьез не доверяли Моглору, раз рискнули применить на своей начальнице магию Смерти.