– Почему ты так скептически относишься к тому, как выглядишь?

– Потому что я женщина, – ответила Эбби, хмыкнув. – Ненавижу, когда ты так на меня смотришь.

– Как?

– Еще я не люблю, когда ты мои ответы превращаешь в вопросы. Ты знаешь, о чем я. Ты словно видишь меня насквозь.

– Я просто смотрю. Я хочу, чтобы ты увидела себя так, как я, – через объектив.

– К сожалению, твоя камера не умеет говорить, и это не она твердила мне двадцать пять лет о том, какая я посредственная и непривлекательная.

Боже. Теперь Хантер по-настоящему возненавидел Уоррена. И ее родителей, если они забивали ее голову такой гадостью.

– Ты ошибаешься, – сказал он. – Моя камера умеет рассказывать. Я заставляю ее говорить.

Не обращая внимания на сомнение в ее глазах, он придвинулся немного ближе. Возможно, если бы он мог показать ей через видоискатель те сцены, которые снимал…

– И моя камера говорит, что ты – женщина, обладающая силой и характером. И чудесными волосами.

Эбби слабо улыбнулась, услышав последнюю часть его фразы.

– Чудесными волосами, да?

– Фантастическими волосами. Как грива льва, – сказал Хантер, улыбаясь в ответ.

Может, Эбби и перестала верить в сказки, но все же сегодня чувствовала себя настоящей принцессой, и дело было вовсе не в замке. Все из-за Хантера и его взгляда. Она впервые ощутила себя… прекрасной.

Должно быть, все фотографы стараются вдохновить своих моделей. Эбби ощущала покалывание от его прикосновения, даже когда они возвращались через парк к дороге. И когда она ступила внутрь таверны, поняла, что поменяла один замок на другой. Только в этом месте все как будто подталкивало к более близкому общению. Небольшой узкий зал был заставлен бархатными диванами и уголками, освещенными свечами, а все пространство согревалось огромным камином. Поскольку был день, народу еще почти не было, не считая нескольких парочек, спрятавшихся в темных уголках. Пустота добавляла романтики, заставляя чувствовать себя так, будто Хантер привел ее в тайное убежище.

Эбби убрала волосы с лица. Официантка провела их к столику перед камином.

– Так здорово! – сказала Эбби, когда они уселись на бархатный диван.

Даже притом, что камин не горел в такой теплый день, она могла себе представить тепло от него.

– Я прихожу сюда иногда, чтобы расслабиться, – ответил Хантер. – Напоминает мне об одном месте в Лондоне.

– Могу себе представить. Расслабление, я имею в виду. – Она подумала, что свернуться на этом диване было бы неприлично, поэтому села скрестив ноги и опершись спиной на подушки. – Я несколько раз проходила мимо этого места по пути в парк и всегда думала, что это какой-то частный клуб. Вряд ли бы я зашла сюда, – добавила она.

– Почему нет?

– Ага, зайти куда-нибудь выпить? О да, было бы просто отлично. Прийти домой, пропахнув каким-нибудь ликером.

Хантер повернулся, чтобы видеть ее лицо. Эбби заметила, что он, ничуть не смутившись, подогнул под себя ногу.

– Дай угадаю: у Уоррена были двойные стандарты в том, что касалось выпивки.

– У него были двойные стандарты во многом. Выпивка, друзья, деньги. У меня почти год ушел на то, чтобы забить кладовку так, чтобы он не заметил, что я забираю часть денег.

– Я представить себе такого не мог, – сказал он.

– Эй, успокойся. Что было, то было. – Она махнула рукой, прогоняя воспоминания.

– Но целый год планировать свой уход…

– Я хотела подготовиться. Приехать в Нью-Йорк с Уорреном было очень трудным решением, и посмотри, как все обернулось. В этот раз я решила семь раз отмерить, как говорится.

К счастью, к ним подошла официантка, невольно лишив Хантера возможности высказать свое мнение. Он посмотрел в меню.

– Ты не возражаешь? – спросил он, указывая на меню.

– Заказывай на свое усмотрение, – произнесла Эбби.

Официантка приняла заказ и ушла.

– Впечатляюще, – заметила Эбби. – Ты узнал о винах от своего отца или от небезызвестного Рейнальдо?

– Ни от того ни от другого. Меня всему этому научила владелица небольшой гостиницы в долине Напа. Я снимал фестиваль вина, а она предложила мне помощь в моем исследовании.

– Она. То есть мы вернулись к твоей маленькой черной записной книжке?

– Почему ты решила, что ее имя в моей книжке?

– А оно там есть?

Его улыбка подтвердила ее догадку.

– Рейнальдо был так себе поваром, – сказал Хантер чуть позже. Он опять начал возиться со своей камерой, откручивая и снимая крышку объектива, потом опять возвращая ее на место. – У него постоянно подгорали макароны и сыр.

– Звучит не очень…

– Моя мать наняла его не для того, чтобы он готовил.

– Ничего не понимаю… – Эбби еле выдавила из себя это предложение.

Хантер ведь не намекал на то, о чем подумала Эбби? Разве он не говорил, что его мать была больна?

– Он заставлял ее смеяться, – ответил Хантер, и Эбби с облегчением вздохнула. – Он флиртовал с ней, говорил ей какие-то неприличные вещи, например называл ее «Сеньора Сексимама». Глупо, я понимаю, но она каждый раз хохотала. – Его взгляд стал задумчивым. – Я думаю, что именно это я запомнил больше всего. Ее смех. В любом случае, – продолжил Хантер, – она наняла Рейнальдо больше даже для того, чтобы посмеяться и расслабиться.

– А твой отец не возражал?

– Мой отец хохотал вместе с ней. Они вдвоем очень много смеялись до этого…

Неожиданно заинтересовавшись своей линзой, Хантер так и не закончил фразу. Да в этом и не было необходимости. Эбби хотелось пожать ему руку, но момент был упущен. Принесли их заказ. Официант аккуратно поставил напитки на стол. Хантер передал Эбби бокал:

– Знаешь, а ведь ты никогда не говорила о том, где жила до переезда в Нью-Йорк.

– Скенектади, – ответила она.

– Думала когда-нибудь о том, чтобы вернуться туда?

– Зачем? Ради родителей? – Она покачала головой. – Возможно, если бы речь шла только о моей маме. Но пока там есть еще и отчим, я предпочту жить на улице. – Она практически это и делала.

– Плохой парень?

– Помнишь, я тебе как-то говорила, что у нас с мамой у обеих очень плохой вкус в отношении мужчин.

Хантер кивнул.

– Но из нас двоих мой вкус все же получше. По крайней мере, я могу сослаться на то, что была слишком молодой и мало что знала. А мама? Не понимаю, почему она так поступает. Разве что одного урока было недостаточно. – Эбби начала нервно гладить подлокотник дивана. Кто знает, что заставило ее мать связаться с таким ничтожеством? Страх остаться одной? – Он как раз и был причиной, почему я сбежала с Уорреном сразу после окончания школы.