– Местная выдумка, – подытожил Тимош. – Похищенная корона так и не нашлась?

– Не так и не этак. – Архивариус понизил голос. – Ходят упорные слухи, что Григорий Вилкас поселился здесь именно ради того, чтобы найти корону, похищенную его предком.

– Его поиски не увенчались успехом?

– Как сказать… – У архивариуса забегали глазки, он быстро поднялся. – Прошу меня простить, я вспомнил о неотложных делах. Завтра в это время встретимся здесь, и я вновь буду к вашим услугам. Еще раз простите меня. – И архивариус вынес свое грушевидное тело из библиотеки.

«Интересно, на сколько бы потянула такая корона, если бы нашлась?» – подумал Тимош и порылся в интернете на сайтах международных аукционов, пытаясь найти подобные лоты. Результат его ошеломил: стоимость короны могла составить десятки миллионов евро! Возможно, это превышало стоимость всей компании Вилкаса, включая карьеры и камнеобрабатывающий завод!

Вечером, к разочарованию Тимоша, голубка не прилетела, но он все равно накрошил ей хлеба на отлив за окном.

5

Прошла всего неделя с тех пор, как Тимош стал жить в доме-замке Вилкаса, а ему уже казалось, что он прозябает здесь всю жизнь. Ночами его донимала громкая музыка, доносившаяся из соседней комнаты, где проживала вместе с сиделкой мама Вилкаса. Она не могла ночью спать в тишине, а в наушниках слушать музыку не могла. К музыке по ночам Тимош вскоре привык и уже не обращал на нее внимания.

Его развлечением стала голубка, которая прилетала ранним утром и вечером, деловито стучала в окно, требуя еды. Тимош ее кормил, представляя себя узником, несправедливо заточенным в замковую башню, а ее – почтовым голубем, с помощью которого он мог общаться с любимой.

В недельный «юбилей» своего нахождения в замке Вилкаса Тимош словно очнулся от грез о призрачном богатстве. «Молодость проходит, а я застыл здесь, как муха в янтаре…» Жизнь в Париже казалась сном-сказкой, и даже Моник приобрела облик, далекий от реального. Это не означало, что он стал меньше ее любить, наоборот, его любовь к ней была похожа на лавину, сходящую с гор. Вернее, на лавину за мгновение до того, как она должна сойти.

Вечерами он болтал с Моник и с ужасом замечал, что она отдаляется от него. Треклятый Жерар не маячил за ее спиной, но его имя часто слетало с ее уст. «Жерар сказал…», «Жерар посоветовал…», «Жерару понравилось…», «Жерар не одобряет…» Правду говорят, что любовь не терпит расстояний и времени, а парижанки крайне легкомысленны! Понимая это, Тимош не мог ни послать к черту дядю Гришу с его наследством, привязавшего его к себе незримой золотой цепью, ни разлюбить Моник, дав себе установку на будущее: «Вот получу миллионы – и все красотки мира будут моими, или почти все! Моник будет еще кусать себе локти!»

Вскоре в Тимоше поселилась ревность, и она по силе эмоций превосходила любовь. Бессонные ночи превратились в пытку. Воображение рисовало эротические сцены с Моник и Жераром – как они, предаваясь страсти, удовлетворяют свою похоть. Да, именно похоть, так как любовь возможна только между Тимошем и Моник! По крайней мере, он был в этом уверен. Он очень ярко представлял, как утомленная страстью Моник нежно улыбается и смотрит сквозь полуопущенные веки, а этот павиан Жерар… Нет, лучше не продолжать, иначе он сойдет с ума!

Сколько раз Тимош пытался разумными доводами убедить себя, что это лишь игры его разгоряченного разлукой воображения и в их отношениях осталось все по-прежнему… Однако внутренний голос, предатель и сволочь, приводил свои веские аргументы. Можно обмануть кого угодно, но себя-то не обманешь!

Уже на третий день разлуки Моник перестала в конце их разговора спрашивать, когда он приедет. Тревожный сигнал в истерзанном ревностью мозгу звучал все настойчивее. По инициативе Моник теперь они общались в более раннее время, причем разговоры становились все короче. Непринужденно смеясь, девушка утром объявляла, что вечером она встречается то с одной, то с другой подружкой за чашечкой кофе и бокалом вина. Но с подружками ли она пила кофе и вино? Ох, вряд ли… Проклятый Жерар! Он давно словно коршун вился вокруг Моник, и только присутствие Тимоша его сдерживало. Теперь Тимош далеко, и шансы этого коварного змия-искусителя выросли. А слабость Моник к сладким винам и то, что она после двух-трех бокалов теряла контроль над собой… Да, она могла стать легкой добычей для подлеца Жерара!

Тимош даже не пытался на расстоянии как-то направлять Моник на путь истинный, путь ожидания и смирения, понимая безнадежность этой затеи. Моник же не давала ему монашеский обет! И он осознавал, что и не собиралась… Если он попросит ее держать себя в определенных рамках, Моник просто не поймет, о чем он говорит, чего от нее хочет. Проклятый развратный Париж, где даже муж и жена после вечеринки возвращаются на разных такси, и не всегда домой! Сама Моник наверняка не считает свое поведение предосудительным. Уверена, что она девушка порядочная. Ведь она была верна Тимошу, пока тот был рядом с ней? Была. Тимош покинул ее, хотя она этого не хотела, и сам не знает, когда вернется в Париж. Да и вернется ли… И что же? Она должна ждать его, как верная Пенелопа своего Одиссея? Подобная глупость ей наверняка в голову не приходит!

«Забудь ее и найди другую!» – много раз давал себе установку Тимош. В замке были хорошенькие девушки из обслуживающего персонала, которые с удовольствием согласились бы с ним на непродолжительную, ни к чему не обязывающую интрижку. Но нет – он, как больной, несся ранним утром или вечером к компу, чтобы связаться по вайберу с Моник. И ради чего, спрашивается? Ради очередной порции свежих фотографий, где на каждой третьей похотливо ухмылялся Жерар?!

Работа над портретами мужчин рода Вилкас – воинов, разбойников, авантюристов – не увлекла его, воспринималась им как ремесленничество. Портрет Раудонаса он писал в стиле голландских художников: на темном фоне, в рыцарских доспехах, высветив лишь лицо, имеющее хищное выражение, и родовой бульдожий подбородок. Он решил каждый портрет писать в соответствующем эпохе художественном стиле.

Марта часто заходила в библиотеку, где Тимош оборудовал себе местечко возле окна, согнав оттуда архивариуса. Он установил там мольберт, а на двух сдвинутых столах валялись листы с эскизами будущих портретов, краски, мелки. Любопытная Марта совала свою лисью мордочку во все, иногда комментариями доводя Тимоша до белого каления. Несколько раз он срывался, а она лишь посмеивалась, всем своим видом показывая, что его реакция доставляет ей удовольствие. Почему ей нравилось изводить его, Тимош понять не мог, ведь еще недавно она вела себя с ним по-дружески.

Вот сегодня в банкетной он случайно услышал, как она, посмеиваясь, рассказывала начальнику службы безопасности, что думает о его мастерстве художника. Его убила фраза: «Стены покрасить в квартире я бы ему еще доверила, но писать свой портрет – упаси боже!» Даже управляющий, Петр Игнатьевич, как-то поинтересовался у Тимоша, из-за чего у него не сложились отношения с Мартой. Понизив голос, он добавил: «Она так близка с Вилкасом, похоже, делит с ним постель». Тимош это понял так, что с Мартой отношения лучше не портить. Но он их и не портил! Это ее отношение к нему изменилось, так что он может поделать?..