Для военного министерства и ОКБ лето 1938 г. прошло с предварительным планированием возможных случайностей с Чехословакией (под кодовым названием «Зеленый вариант»). Трудности в его реализации были связаны в основном с проблемами обеспечения: каким образом личный состав и боевая техника сорока неполных дивизий (включая австрийские) могут быть собраны для атаки без малейшего намека на мобилизацию, которую Гитлер категорически запретил?

Основным методом было проведение крупномасштабных «учений» в Силезии, Саксонии и Баварии, с последующим призывом отдельных возрастных групп резервистов, без демобилизации кого-либо из них до того, как закончатся эти «учения»; дивизии должны были быть собраны на военных полигонах, в то время как трудовая армия рейха была бы мобилизована, чтобы занять позиции на западе. Все заметные, но не привлекающие к себе внимания замены нужно было сделать под видом мирных событий: быстро формируемые колонны с боеприпасами и оснащением были якобы связаны с учениями, а перевозки по железным дорогам – со съездом партии рейха. Глядя в прошлое, можно только восхищаться успехом сухопутных сил в реализации всего этого: под руководством Гальдера Генеральный штаб добился казавшегося невозможным, не возбудив и минимальных подозрений и не позволив кому-либо обнаружить, что на самом деле скрывается за подготовкой к этим «учениям». Их нельзя упрекать за такое плутовство; Гитлер сам предложил большинство этих идей, и главнокомандующий сухопутными силами регулярно информировал его о состоянии дел.

В августе Гальдеру выдался удобный случай совершить путешествие на «Грилле» [яхте фюрера] по случаю инспекции военно-морского флота, чтобы показать фюреру и мне карту его реального оперативного плана. Фюрер задавал множество вопросов, но не высказывал какого-либо особого мнения; он попросил, чтобы на карте были показаны все дислокации и как должны быть развернуты наши войска и краткий меморандум о возможной последовательности событий. Особенно он интересовался, в каких местах вражеской границы запланирован прорыв, поскольку он тщательно изучил их достоинства и недостатки. На этот счет было несколько разных мнений, особенно по применению среднекалиберных установок, которых у нас было ограниченное количество, а также по применению бронетанковых войск и воздушно-десантных операций. Брифинг закончился без его решающего «да» или «нет»: ему [Гитлеру] необходимо было еще раз обдумать все это на досуге. Гальдер был, как всегда, благоразумен и тотчас же повернул к нему карту и все свои заметки с просьбой, чтобы решение было принято поскорее, поскольку нужно издавать приказы для различных армий.

По возвращении в Берлин фюрер изложил мне свои идеи и попросил меня передать их Браухичу. После нескольких передач туда и обратно он объявил, что пока в общем и целом согласен с этим планом, из принципа он был вынужден возразить против плана использования бронетанковых групп, который он хочет видеть измененным, с отражением в нем удара по Праге с юго-западного направления, через Пльзень. Гальдер сообщил мне, что он отказывается вносить такие изменения, потому что большой недостаток среднекалиберной артиллерии вынуждает нас разделить наши бронетанковые силы, чтобы обеспечить пехоте прорыв на наиболее значительных точках. Я не мог поспорить с логикой Гальдера, но по необходимости должен был выполнять приказы Гитлера; я посоветовал Браухичу самому обговорить это с фюрером, но он воздержался от этого.

Кроме того, фюрер во второй половине августа вновь переселился в Берхтесгаден. Это произошло в то время, когда [мистер Невилл] Чемберлен нанес свой первый исторический визит фюреру в Бергхоф, и я и наш министр иностранных дел [фон Риббентроп] были вызваны туда. Визит британского премьер-министра в то время показался мне самым поразительным событием. Пожилой джентльмен на самом деле прилетел из Лондона в Мюнхен; и скорее всего, это вообще первый раз, когда он летел куда-либо. Так называемые «германские проблемы» и сохранение мира были, конечно, важнейшими на повестке дня. Как всегда во время политических встреч, я был просто представителем вооруженных сил, вызванным на встречу и проводы этого гостя, я не принимал участия в переговорах; мое присутствие на этих встречах казалось мне совершенно излишним, однако мне было интересно познакомиться с ведущими политическими деятелями Европы – или, по крайней мере, увидеть их и обменяться с ними несколькими традиционными фразами. Я покинул Бергхоф вскоре после Чемберлена; было очевидно, что Гитлер неудовлетворен результатом встречи.

В первой половине сентября состоялся ежегодный съезд партии рейха, только на этот раз он служил одновременно маскировкой нашего военного сосредоточения в зоне проведения «учений», которые были спланированы таким образом, чтобы в одно время казалось, что общее направление учений обращено к чешской границе, а в другое – в противоположную сторону.

Незадолго до этого майор фон Лоссберг и я привезли в дом фюрера в Мюнхене точное временное расписание событий варианта «Зеленый» [операция против Чехословакии]. Этот график подробно описывал все необходимые шаги наземных и воздушных сил, передвижения войск и приказы, которые нужно издать, и т. д., начиная с даты наступления, дня «Д», и в обратной последовательности .

Этот график был обусловлен двумя характерными принципами:

1. Когда станет невозможным и дальше скрывать перемещения наших войск?

2. Как долго может действовать приказ, останавливающий движение войск?

Этот список критических дат должен был служить Гитлеру проводником, чтобы он проводил свои дипломатические меры в согласии с раскручиванием этого главного военного плана.

Я показал ему, как будет работать график (он был разработан Йодлем в тесном сотрудничестве с боевыми службами). В соответствии с этим планом Гитлер только назначал день «Д», и весь план начинал отлаженно работать, как часовой механизм; и можно было бы в любой день посмотреть, что должно произойти и когда.

Гитлер был удовлетворен этой «программой» и без дальнейшей суеты отпустил нас. В тот раз я впервые увидел убранство его скромной квартиры. После быстрого обеда в ближайшем ресторане Лоссберг и я этим же днем уехали в Берлин по скоростной автостраде; это был тяжелый день.

На съезде партии [в Нюрнберге], на котором я в этом году также был обязан присутствовать, Гитлер спросил у меня, внес ли Генеральный штаб поправки в оперативный план в соответствии с его пожеланиями. Я позвонил Гальдеру, и он сказал мне, что нет: они не успели сделать это вовремя, поскольку нужно было выпускать приказы. Я спросил у Гитлера разрешения слетать в Берлин и лично поговорить с Браухичем; я воспользовался предлогом, что по соображениям безопасности было бы неразумно пользоваться телефоном. Я твердо решил не возвращаться в Нюрнберг, не добившись своей цели. Я поговорил с Браухичем наедине, и он осознал ту ситуацию, в которой мы оба теперь находились; он пообещал немедленно поговорить с Гальдером на эту тему. Но когда я позвонил ему двумя часами позже, чтобы узнать его последнее решение, с которым мне нужно было лететь обратно в Нюрнберг, он отверг любые предложения по изменению плана; что было совершенно невероятно, и я должен был сообщить об этом Гитлеру.