– В таком случае я выполнил его волю.

Эх, как же тяжело было удержаться от самодовольной ухмылки! Но ведь удержался же! И вновь в глазах собеседника отразилось легко читаемое удовольствие – хотя я уверен, что захоти Беркер-ага скрыть свои чувства, и он без труда сумел бы это сделать.

– А принц Торог выполнил свое предназначение в качестве командира крепости. Надо же, – усмешка стамбу агасы из добродушной стала вдруг злой, – сколько сюрпризов нам подготовили склабины! И сколько достойных мужей мы потеряли под стенами этого жалкого укрепления!

Вот этот гнев действительно тяжело было бы скрыть!

– Ты подумай, мы потеряли более двух с половиной тысяч погибшими и умершими от ран, свыше семисот воинов вернутся в строй через несколько месяцев, если вообще оправятся! А главное, Торог выиграл время. Мы возьмем крепость не раньше чем через два дня.

– Отчего именно этот срок?

Беркер-ага уже успокоился: глаза его перестали метать гневные молнии, а голос затих. Не спеша отвечать на мой вопрос, он взял сушеную, засахаренную дыню – а говорил, что сладкого нет! – и отправил в рот солидный кусок, после чего принялся тщательно, с показным удовольствием жевать.

– Мы заняли вал, под его прикрытием проведем подземный ход и заложим мину под северную стену. А в день штурма мощным артиллерийским обстрелом обозначим атаку на южную. И, как только склабины уверятся в направлении главного удара, сосредоточив для его отражения основные силы, мы подорвем мины. Все равно пороха потратим меньше, чем если бы пришлось действительно разбивать стены орудиями… После им уже не выстоять.

– Очень мудро! Не ваш ли это план, почтеннейший стамбу агасы?

Беркер-ага стал похож на довольного кота, обласканного заботливыми хозяевами.

– Вряд ли сераскир Нури-паша скажет это вслух, но все озвученное вложил в его уши именно я… Впрочем, свою награду я получу, как и свою долю славы. Этим же вечером речь о тебе, герое, повергшем самого князя Рогоры!

Мне осталось лишь расплыться в добродушной улыбке, но рассыпаться в словах благодарности я не успел.

– Тебя пророчат в чорваджи-баши и хотят дать в подчинение орту ени чиры.

Собеседник стал вдруг очень внимательно следить за выражением моего лица. Поэтому я не позволил обуревающему меня восторгу вырваться на свободу, а лишь смиренно ответил:

– Это высшая честь, которой…

– Но я высказался строго против этого назначения. Думаю, сейчас самое лучшее для тебя стать сотником всадников дели[15].

А вот это удар, и удар ниже пояса. Такого от Беркера-ага я просто не ожидал… С великим трудом удержался от эмоциональных высказываний, и, надеюсь, на лице не отразились охватившие меня разочарование и недоумение. Я постарался вежливо заметить:

– Прошу меня простить, о почтеннейший, но лучше бы мне остаться командиром «рискующих головой», чем принять под свою руку «сорвиголов».

– Разве? – Глаза собеседника, как мне кажется, полны не очень-то и скрываемой издевки. – А я-то думал, что ты поблагодаришь меня.

– Прошу меня извинить, но я ени чиры и воспитан в корпусе…

– И не имеешь права ни жениться, ни возможности стать кем-то больше, чем командир орты. Примешь звание – и все, потолок твоего роста. В одном лишь моем корпусе десять орт, а всего в султанате их не менее ста. И из ста чорваджи-баши ни один не имеет шанса дорасти до румели агасы, взять под свое начало обучение будущих ени чиры. Ибо все они лишь братья ени чиры, так и не ставшие знатью – мамлеками. Ну а кроме того… До командира орты ени чиры ты еще не дорос. Даже в бою, пусть ты и неплохо командуешь сотней, все же стараешься быть на острие, ведешь себя больше не как командир, а как боец. Пусть судьба сраженного тобой князя послужит тебе примером – он поступал так же! А орта… Ты ведь не ведешь хозяйственных вопросов своей сотни, да и довольствием вашим занимается именно чорваджи-баши. А все потому, что именно у него такая должность, чорваджи-баши не столько полководец, сколько организатор, хозяйственник… Всего этого ты не знаешь.

Беркер-ага замолчал, но я продолжил внимательно слушать и ждать – и вскоре был вознагражден за терпение:

– Крепость мы сможем взять и без твоего деятельного участия. Но взамен я дарю тебе возможность вновь проявить себя! Возьмешь под начало сотню дели и проведешь глубинную разведку. Установишь, где находится сейчас войско врага, каковы его силы и как склабины готовятся к битве. Вернешься, и я обещаю тебе должность помощника командира в тысяче сипахов – и конечно же титул! А в конце кампании, глядишь, и вовсе сам будешь командовать тысячей!

Глаза стамбу агасы опять лучатся искренним удовольствием и лукавством. Я же, вновь окрыленный, низко поклонился благодетелю:

– Это высшая награда, на которую я и вовсе не смел рассчитывать…

– Но ты хочешь знать почему? Почему в третью встречу – с того момента, как ты покинул наш дом, – я вдруг предстаю в облике столь радушного покровителя?

– Если Беркер-ага сам захочет ответить на этот вопрос…

Короткая пауза, после которой с лица собеседника, словно шелуха, слетела улыбка. Наконец-то его взгляд стал собранным и серьезным.

– Ты знаешь, что я очень люблю твою мать. Также знаешь, что ни одна из моих жен не смогла подарить мне сына. Выходит, ты мой единственный наследник – и, клянусь, ты достоин им быть! Я вижу в тебе черты твоей матери – а значит, родного, близкого мне человека. Твои же деяния на поле брани, твой упорный труд и твердое желание стать лучшим вознесли тебя над простыми воинами. Ты заслужил мое уважение – и веру в тебя, Алпаслан. Придет день, и я открыто и с гордостью назову тебя сыном!

И вновь я лишь низко кланяюсь:

– Это великая честь!

– Так иди же, наследник, и оправдай ее!

Стоянка объединенного войска склабинов

Зыбкая грань горизонта уже давно поглотила светило, и, окутав землю сумерками, в свои права вступает ночь. Тем не менее нагретый за день воздух еще отдает людям свое тепло, не спешит уступать пока еще приятной прохладе.

Чудный вечер! И тем удивительнее, что миновала уже середина первого месяца осени. По ночам уже достаточно холодно, в предгорьях лужи давно покрываются инеем. Но здесь, в степи, лето еще не совсем отступило перед неизбежным бегом времени.