– А не маловато ли?

– А сколько ты хочешь?! – окрысился Аджей. – Прикрывать обход придется отправить всадников, панцирную сотню я оставляю тебе, а остальных, и мы уже это обсудили, забираю с собой в степь.

Гетман юга помрачнел:

– Все-таки уходишь?

Молодой князь (присягнув Торогу, Аджей лишился статуса наследного принца, став просто князем) твердо ответил:

– Я обещал Торогу прикрыть его отступление – и своими обещаниями не бросаюсь.

– Аджей! Их полторы тысячи против сорока! Можешь смело называть себя великим князем и забыть о том, чтобы лезть в пекло. Никто не вырвется! А в степи…

Недавний соперник Бергарского ехидно усмехнулся:

– Герцог, еще чуть-чуть, и я подумаю, что вы за меня волнуетесь!

Гетман юга, насупившись, парировал:

– А кто-то лезет в пекло за человека, чью жизнь был готов забрать пару дней назад… Но дело не в личной привязанности, не льсти себе…

Аджей вновь коротко усмехнулся.

– …Просто я не уверен, что рогорцы выстоят без тебя. И что будут подчиняться моим приказам.

– Эдрик, – князь впервые назвал сидящего напротив мужчину по имени, – мы сражаемся за свою землю, мои люди не дрогнут и не отступят. А Торог мой названый брат, которому в свое время вы, лехи, – голос Аджея напитался гневом, – не оставили выбора: я знаю о его семье! Да, мы были готовы сражаться и убить друг друга – каждый за свою правду, вот только не по своей воле!

Бергарский упрямо склонил голову:

– А если будет приказ отступать? Ведь он последует – выполнят ли его твои люди?!

– Да, – твердо ответил Аджей. – Вместо себя я оставлю Феодора Луцика. Он крепкий воевода, пользуется у людей большим авторитетом. Феодор безукоризненно выполнит приказ командующего, а люди последуют за ним.

После короткой паузы князь продолжил:

– Но, герцог, я вернусь. Не хороните нас прежде времени, маневренная война в степи – конек моих стражей. Заурцы не бросят за нами всю конницу целиком, впереди наверняка пойдут разъезды акынджи и дели. Но ведь для них наши земли в новинку, а стражи на этом самом месте, – он ткнул палкой в землю, – воюют со степняками больше десяти лет! Они тут каждый куст, каждую кочку, каждый поворот знают, в том числе и места для засад! Так что мы без особого риска перехватим их разъезды – ну а уж если столкнемся с основными силами кавалерии заурцев, сумеем уйти.

Кроме того, не хороните раньше времени и Торога. Он грамотный командир и опытный боец и наверняка продержится до самого падения крепости. Но в Барсе есть подземный ход, он ведет далеко за стены – и мой названый брат помнит об этом. Им можно провести даже коня – так что какая-то часть осажденных вполне может спастись. Естественно, их будут преследовать, но вряд ли заурцы бросят вдогонку более тысячи всадников. А скорее, и менее пятисот. Мы сумеем спасти уцелевших защитников и перебить авангард мамлеков.

– Что же, раз уж решился, не буду тебя переубеждать… – задумчиво протянул Бергарский. – Скажи-ка, а на сколько бойцов пополнения мы можем рассчитывать со стороны рогорцев?

– Хех, – усмешка у Аджея вышла далеко не веселой, – да я выгреб в Корге все резервы! Все, кто был готов и хотел сражаться, либо уже пали, либо стоят здесь. Я очень удивлюсь, если под наши знамена встанет хотя бы пара сотен воинов!

– Но это же их земля!

– Которую завоевал враг! Повторюсь, мужчин практически не осталось, а кто уцелел – уже не бросит семьи. Самые отчаянные и жадные до драки уже здесь, Эдрик, и если ты хочешь, чтобы они хоть что-то показали в бою, то позволь десятникам натаскать их в оставшиеся дни, а не используй на земляных работах.

– Да ты смеешься! – Бергарский ошеломленно вытаращился на собеседника. – И кому ты предлагаешь копать? Шляхтичам?!

– Если хотят жить – да! – жестко ответил Аджей. – Или формируй баталии из своих драгоценных дворян, коль те даже перед угрозой гибели не запятнают себя копанием в земле.

– Ладно, – неожиданно легко согласился герцог, – действительно, для себя же будут работать… Что же, раз все обсудили, давай, пожалуй, спать?

– Верно говоришь, старый воин, пора на боковую.

Князь отвернулся от собеседника и удобно расположился спиной к уже еле тлеющему костру. Впрочем, он будет тлеть всю ночь – бывалые воины умеют беречь тепло и дружат с огнем.

– Думаешь, Якуб успеет прийти на помощь?

Тихий вопрос Аджея заставил сердце Бергарского болезненно сжаться.

– Будем на это надеяться… И сражаться.

Рогорец промолчал – видимо, ответ Эдрика вполне его удовлетворил. Уже через минуту гетман юга услышал мерное посапывание. А вот к самому герцогу сон не шел – ибо на деле вопрос Аджея мучил его едва ли не каждый день.

Успеет ли король? В идеале, если Якуб настоит на добытом самим же Бергарским праве объявлять «посполитое рушение» без воли сейма – то да. Если он не распустил гвардию по поместьям, если шляхта не станет медлить, собираясь под хоругви…

«Как же все это мерзко!» – Эта гневная мысль посетила голову Эдрика, как только он представил себе яростные, с пеной у рта и совершенно бесполезные обсуждения сейма, неповоротливость собирающейся на войну шляхты, кичащейся своими «свободами» на каждом шагу… Ну почему он в свое время решил, что сумеет сделать блестящую карьеру в Республике, этой пародии на нормальное, сильное государство?! Конечно, он уже очень высоко поднялся, невероятно высоко – если глядеть на себя глазами молодого ландскнехта, но ни своим положением, ни отношением к себе магнатов Бергарский не был сегодня доволен. Слишком слаб его патрон-король, слишком Якуб изменчив и ненадежен, слишком сильно его ненавидят магнаты. Вот если бы самому стать королем при поддержке рядовой, забитой шляхты, чьими саблями все же добываются победы…

Герцог не стал развивать эту мысль. Сейчас, перед лицом угрозы заурского вторжения, попытка поднять ракош[17], начать борьбу за власть будет не только предательством, но и просто безумием. Чтобы выстоять сейчас, нужно сплотить силы, а не дробить их!

«Да, именно поэтому мы с Аджеем и стали союзниками. Здравый смысл и общая опасность примирили нас…» Эдрик бросил взгляд на спящего рядом молодого воина, и мысли его приняли совсем иное направление.

Да, это было неожиданно – вот так вот лежать у одного костра людям, которые пару дней назад жаждали смерти друг друга. Но все меняется: взаимная неприязнь, скорее даже ненависть, все же не исключала уважения друг к другу, а теперь, когда оба военачальника объединили силы перед лицом воистину страшного врага и волевым усилием заставили себя сотрудничать без постоянной грызни, на смену неприязни неожиданно пришла поначалу робкая, но с каждым часом становящаяся все более крепкой симпатия, основанная как раз на взаимном уважении. Бергарский смотрел на Аджея, на лице которого во сне проявились юношеские, практически мальчишеские черты, и вдруг подумал, что у него нет детей, а его недавний враг по возрасту вполне мог быть его сыном…