Не забывайте, результаты должны подкрепляться возможностями. Пора покончить с распространенным заблуждением, что наверх нужно упорно пробиваться со дна. Если бы результативность во всех профессиональных сферах оценивалась так же четко, как в теннисе, такая стратегия работала бы. Однако человеку не подняться по корпоративной лестнице, не доказав, что он лучший в своем деле. Нужно привлечь к себе внимание начальства, престижной галереи или перспективного работодателя.

Как? Замените корпоративную лестницу социальным мостом. Мы не работаем в изоляции, даже если нам так кажется. Предложенное нами определение успеха как коллективного феномена побуждает нас оценивать, как наша работа влияет на окружающих. Если мы хотим, чтобы внешний мир стал ближе, нужно найти сетевые узлы, которые ускорят наше движение к успеху. Нужно изначально стремиться к вершинам. Именно так поступают абитуриенты Лиги плюща и умелые молодые теннисисты. Именно так поступают прославленные художники. Именно так поступают коммуникабельные люди. Какой бы ни была наша сфера, дисциплина или отрасль, если мы хотим преуспеть, мы должны работать с сетями. Как гласит первый закон успеха, чем сложнее измерить результативность, тем менее она важна.

И насколько сложно измерить результаты?

Описывая первый закон, я намеренно остановился на двух противоположностях успеха — индивидуальном спорте, где результативность измеряется точно и педантично, и изобразительном искусстве, где измерить результативность невозможно. Множество профессий находятся между этими крайностями, поэтому для большинства из нас успех определяется не единственным фактором. Если вы адвокат, продавец, учитель или инвестиционный банкир, важны как результаты, так и сети, хоть и в разной степени.

В следующей части книги мы поговорим об этой промежуточной территории. Не имея единого критерия для выявления и награждения лучших из лучших, мы неосознанно используем несколько критериев, оценивая друг друга как качественно, так и количественно. Иными словами, мы полагаемся на здравый смысл.

Проблема в том, что здравый смысл нас постоянно подводит.

Второй закон описывает скрытые факторы, которые определяют наши решения. Он говорит нам, почему эксперты обречены на провал, когда пытаются выбрать лучшие вина или самых успешных скрипачей. Закон объясняет, почему конкуренты Тайгера Вудса играют в известной мере хуже, когда он на поле, и почему последний собеседуемый почти всегда получает должность.

В дегустационном зале в свете люминесцентных ламп поблескивают чистейшие бокалы. На столах, вокруг которых толпятся судьи, стоят бутылки вина. Бутылки пронумерованы и заключены в черные пластиковые футляры, скрывающие красивые этикетки. Безымянные вина разливаются по бокалам, красивые как никогда. Золотисто-розовые, бордовые, бледно-янтарные, они подцвечивают строгий зал. Судьи поднимают и раскручивают бокалы, чтобы изучить текстуру вина, прежде чем вдохнуть аромат и попробовать вкус. Нахмурив брови, они пытаются различить все аспекты каждого из букетов. Они ставят галочки и делают пометки в своих оценочных листах. Иногда они пробуют вино дважды. Как бы то ни было, они подходят к своей работе с научной серьезностью[39].

Боб Ходжсон прекрасно знает этот мир. С аккуратной, коротко подстриженной седой бородой, в очках в тонкой оправе, этот учтивый винодел[40] больше похож на университетского профессора (которым когда-то и был), чем на преданного слугу Диониса. Посвятив свою жизнь океанографии, Ходжсон вышел на пенсию и занялся собственным виноградником в Калифорнии. Ученого удивили нелогичные результаты, которые показывали на конкурсах его вина. Его зинфандель 1993 года удостоился золотой медали на одном конкурсе, но даже не прошел в программу другого. Одни жюри отвергали его красные вина, а другие расхваливали их. Озадаченный, Ходжсон решил сам стать судьей, но ему не помогло и это. Он часто замечал, что его любимое шардоне едва проходит в финал, а ничем не примечательное мерло каким-то образом берет первый приз.

В конце концов Ходжсон отказался от судейства, потому что такие необъяснимые результаты заставили его поверить, что в судействе он не слишком хорош. И все же успех его винодельни зависел от критических оценок, и он не мог отделаться от мысли, что процесс далек от идеала. На кону стояло множество ящиков вина, которые хранились у него на складе. Однако, как он ни пытался постичь секрет, результаты конкурсов оставались нелогичными. Точнее, они казались стабильно случайными. Ходжсон был ученым, и это не могло его не удивлять.

Конкурс винодельческой продукции на Калифорнийской ярмарке — самый старый в Северной Америке. Возможно, по этой причине он же считается и самым престижным. Золотая медаль этого конкурса позволяет винодельням повышать цену на свои вина, что помогает им выжить на конкурентном рынке. Ходжсон задумался, насколько точны и последовательны судьи при выявлении превосходных вин. Он входил в консультативный совет конкурса, а потому попросил других советников позволить ему провести эксперимент.

Когда жюри 2005 года собралось для оценки представленных на конкурс вин, все, казалось бы, следовали знакомому, проверенному временем протоколу: судьи оценивали сладость и кислотность вин, содержание танинов, фруктовые нотки и текстуру, делали подробные заметки, нюхали вино, пробовали его на вкус, держали во рту, сплевывали в специальную емкость. Однако на этот раз кое-что было не так. Для эксперимента Ходжсона судьи снова и снова дегустировали одни и те же вина. На протяжении дегустации им трижды приносили одни и те же вина в случайном порядке. Вдруг недостатки системы — та самая непоследовательность оценки, которую Ходжсон раньше лишь подозревал, — стали совершенно очевидными. Один судья поставил первому вину низшую оценку 80. Чуть позже, попробовав то же самое вино второй раз, он поставил ему приемлемые 90. Когда это вино подали ему третий раз, он не узнал его и оценил на 96 баллов, а такая оценка заслуживает золотой медали. «Они оценивали одни и те же вина так, словно пробовали разные», — отметил Ходжсон. Он пришел к выводу, что вина нередко получают награды по воле случая.