Говорят, богат немерено. Хотя как узнать? Олигарх не приходит в сознание, а то, что ему выделили особую палату и платят по тройному тарифу за любую мелочь…

Так этим никого не удивишь. У некоторых, довольно многочисленных людей теперь есть деньги. Появились. И они умеют, научились их тратить.

– Спит. Накачали снотворным. Рана не смертельная, – коротко отрезает Олег и отворачивается.

Но Анечка продолжает наседать. Тактичность ей не свойственна.

– Вы знаете, Олег Евгеньевич, он так на вас похож, так похож, я когда сначала, в первый раз, попала в палату, думала, что это вы… Даже испугалась.

– А что пугаться-то? – Гагарин ежится. – Все мы под богом ходим…

42

– Ну, а я подумала, Олег Евгеньевич, что же могло с вами произойти, ведь мы ещё на прошлой неделе дежурили вместе…

– Много думаете, Анна Петровна.

Приятно немного побыть на месте олигарха. Хотя и раненного. Олегу снова приходит мысль взять её в ресторан.

Но он ставит эту мысль на ручник и включает фары ближнего освещения. Чтобы невзначай не выдать ход своих рассуждений.

Он начинает представлять Анечку в декорациях фешенебельного заведения и понимает, что она, со своей восторженностью и громким голосом, там не проканает.

Слушать весь вечер сплетни про врачей, которые он давно уже знает? Да и что потом… после… девушка захочет продолжения банкета. Вести к себе. Ужас какой. Ехать к ней? Ужас-ужас.

Гагарин начинает собирать вещи в два раза быстрее и пулей выскакивает в коридор, где неяркое освещение и больные спят в кроватях, недвижные, похожие на трупы.

Никому не нужен. Улица встречает холодным ветром. Летят листья. Днём это красиво, а сейчас… Скорее в тепло!..

Опьянение отпускает, но возвращается в вагоне метро. Гагарин замечает, что поёт. Когда поезд набирает ход и начинает греметь, Олег пропевает фразы из песенки Бьорк, что успели въесться в печень памяти. Точнее, мычит, но мычит весьма выразительно. Так ему кажется.

Когда вагон останавливается, Гагарин прячет песню внутрь. Когда поезд трогается, он возобновляет мычание. Его никто не слышит: Гагарин мычит очень аккуратно. «Я дерево, плодоносящее сердцами… одно, на все забранные тобой…».

43

Иногда, бывает, поезд тормозят посреди тоннеля: сбой графика, нужно пропустить встречный или какая-то нештатная ситуация (утром по радио передадут новость об отчаявшемся, бросившемся под электричку на станции метро «Энский проспект»). Пассажиры начинают волноваться, чувствовать неуют, ёжиться, никак внешне не показывая, что остановка в пути вызывает у них приступы беспокойства, а то даже и панику. Мало ли что – очередной теракт, несчастный случай и т.д. и т.п., фантазия-то у всех богатая…

Гагарин давно заметил странное свойство метрополитена – ты можешь чувствовать спокойствие только тогда, когда вагон движется. Даже если поезд долго стоит на остановке с открытыми дверями (можно в любой момент выйти, успеть выскочить), к горлу подкатывает тусклая, тухлая тоска, желание и ожидание движения, которое скрадывает неровность чувств.

Движение – всё, Гагарин это чётко понял и осознал. И неважно, куда вы движетесь, важно, чтобы вагон плавно раскачивался и скрипел на поворотах.

44

Ну и пусть никого нет, пойду один, в конце концов, и себя тоже нужно время от времени радовать…

Дома Гагарин меняет носки и ещё раз прикладывается к бутылке. У него есть стильная фляжка, подаренная состоятельным пациентом, в неё сливаются остатки коньяка.

Чёрные туфли со шнурками (классика!) блестят как новенькие – у Олега есть особенная страсть чистить обувь, все его пары сверкают, как новенькие автомобили.

В кармане куртки он носит специальную фланелевую тряпочку – ты можешь быть небрит, помят, круги под глазами, но обувь, но часы…

Часы – вторая страсть Гагарина, так уж повелось. Многого позволить не может, однако, и те, что есть (снова подарок), отличаются стильным дизайном. Прямоугольник с золотым корпусом. Олег считает, что выглядят они убойно. Так оно и есть.

Он всё время смотрит на них, как если боится куда-то опоздать. Опаздывать некуда. Его никто не ждёт. Это превратилось в игру. В нервный тик. Каждый свой шаг сверять. Сверяет.

На улице мгла, в ресторане рассеянный свет. Приятный полумрак. Сжавшись пружиной, Гагарин проходит кордоны, занимает угловой столик в нише. Ему зажигают свечу. Приносят меню. Пепельницу. Глаза привыкают. Тело оттаивает.

Олег закуривает. Приносят аперитив. Горячая волна, ага. Пьяный кураж снова подхватывает. Гагарин закидывает ногу на ногу. По-американски. Ему хорошо. Проводит ладонью по жёстким, седым вихрам. Раньше времени состарившийся мальчишка.

45

Приносят салат. Большая белая тарелка, посредине смесь непонятного происхождения. Гагарин берёт вилку и нож. Когда-то он хотел научиться есть китайскими палочками. Востоком увлекался. Хотел в Китай уехать. Или в Корею. Южную. Сейчас вспомнил: полумрак в стиле шанхайских кофеен. Курители опиума.

Грёзы уносят Гагарина в экзотический мир. На нём пробковый шлем. Он сидит вечером в номере отеля, пьёт виски и скучает по родине. Мимо рикши катят толстых узкоглазых мужичков, похожих на мешки с рисом.

Гагарин смугл, он устал. Он любит Восток, он знает: где-то там, за горизонтом сознания, есть промозглая страна белого, как варёный рис, снега. Крупного. Зернистого…

Какая-то девочка с искривлённым позвоночником и с шарнирной походкой в платье из мягкого шелка, ручной дракон… Подходит к нему, смотрит непонятными глазами: что у неё на уме? Гагарин закуривает вторую.

Сердце, забранное тобой… Дерево, увешанное сердцами. Люди придумали любовь. Никого не нужно. Никого не нужно. Никого не нужно…

Вышколенный официант приносит бутылку вина, предлагает отведать. Олег отвергает розовое и требует красное. Бордо. Хорошее вино должно быть ординарным. Ему хорошо. Незримая кореянка в ханбоке склоняется перед ним в поклоне. Тихо, без мыслей.

Она шепчет ему на ухо, от неё пахнет собачкой. Он представляет её аккуратно подстриженный лобок. Стриженый затылок, когда выходит из комнаты. У неё смуглая и нежная кожа. Персик?.. Ну да. Европейки не такие…

46

Однажды Гагарин удивил жену, сказав, что в прошлой жизни, скорее всего, родился фермером в Алабаме. Ирина тогда задумалась – вот откуда странная нездешность мужа. Её мучило его постоянное отсутствие, вроде бы здесь, тут, рядом, а не слышит, глаз стеклянный, немигающий. Нос заостряется, уши двигаются в странном напряжении, точно по ним бегают электроразряды колючих мыслей. Напряжённо думает, но о чём? А он, оказывается, в Алабаме прошлого века проживает.

Сначала подозревала измену. Но сколько ни пыталась найти в жизни мужа следы чужого женского присутствия, так и не находила. Запахи, волосы…