Да и приходит вроде вовремя. Только в кровати тут же отворачивается к стене и начинает храпеть. Говорит, что устал: дела, дежурства… кандидатскую начал писать.

Может, он о кандидатской думает? Заглянула в файл, там пусто. Алабама, Алабама, штатик маленький такой…

А Гагарин уже давно видит сон про гористые места, покрытые разноцветными деревьями, про горные реки и голые степи, растянутые до самого горизонта.

Про фермерство в Америке Олег брякнул просто так. Не задумываясь. Безответственно. На самом деле он уже давно и безнадёжно бредит востоком. Непонятной, непостижимой землей, устроенной по законам гармонии, внутренней и внешней.

Очевидно же, что Азия возникала в его сознании как место, где можно спрятаться. Там хорошо, где нас нет. А там, где мы, – всё хуже, всё хуже и хуже, жизнь усложняется на глазах, жизнь становится невыносима. Поневоле сбежишь.

«И вот мне приснилось, что сердце моё не болит – оно колокольчик фарфоровый в желтом Китае…».

Гагарин скрывает, что недоволен этой жизнью, что она ему не нравится, что ему важно существовать как-то иначе.

В своём бесконечном сне он сидит на берегу горного озера, снятого в фильме Ким Ки Дука (дальняя пагода в стороне), и сливается с природой так, что перестаёт ощущать границы собственного тела.

Он буддистский монах, знающий тайну смерти. Он сельский лекарь, спасающий обездоленных от лихорадки. Он растение, вцепившееся корнями в мозолистую землю.

…А храпел Олег Евгеньевич действительно знатно. Целый румынский оркестр! Уснуть рядом невозможно. Ирина в начале их семейной жизни и не спала. Тихо лежала рядом, подпирая мужу бок, слушала, смотрела, как Гагарин спит.

Во сне Олег казался ей страшным: глаза, самое красивое в нём, были закрыты, казалось, что совсем другой (чужой) человек. Тем более что Олег выпячивал челюсть как покойник, выставляя неправильный прикус. Верхней губы у него почти не было («из вредности доедаешь», говорила ему Ира, когда сердилась), во сне она совсем исчезала. А из носа вылезали тараканьи усищи.

Терпеть такое постоянное издевательство можно только по любви. Вот она его и полюбила, не сразу, через пару месяцев после свадьбы, но сдалась этому победному храпу.

И снова не спала ночью, теперь уже по иной причине – истекая от желания, прикасаясь лобком к спящей мужниной плоти, из-за чего Гагарин вздрагивал, замолкал на некоторое время, а потом нервно переворачивался на другой бок.

Нечасто, но Олег просыпался, смотрел на неё прищурившись, бормотал что-то типа «достала смотреть, спать давай» и снова отворачивался к стене.

Разве, Ирина, ты не знаешь, что смотреть на спящих нельзя, на то запрет вышел.

47

И вот мне приснилось, что сердце моё не болит… Гагарин задумчиво глотает вино. Держит бокал на весу. На пузатой стенке бокала отражается свечка.

Олег медитирует. Ему кажется, что всё вокруг – лишь лаковые миниатюры, что вино – это ветер, налетевший с океана. Олег слышит шевеление водорослей. Перемещение водных масс. Всю эту солёную толщу.

Олег видит, как скрипят песчинки. Как солнце перемещается над тёмной водой, не оставляя следов. Олег чувствует музыку, монотонную, как стремление волн стереть друг друга.

Океан распространяется у него внутри, начинает плескаться в руках, стремиться к кончикам пальцев. Океан плещется у него в венах, течёт на юг, к ногам.

Тут Гагарин осознает, что нога, закинутая по-американски, затекла, пытается поставить её на пол, но не получается. Приходится помогать руками (в которых плещется океан).

Он любуется новыми носками – чёрными с тремя белыми полосками на боку. Нога, словно деревянная, падает на пол. Ему становится смешно. Дико смешно. Однако он лишь выдавливает многозначительную улыбку, соответствующую пафосу заведения.

Хорошо, черт побери, после трудного дня трудового выпить бутылку-другую ординарного вина. Да под хорошую закуску… Гагарину никто не нужен. Ему сейчас и одному хорошо. Хорошо ведь, да?

– Слышишь, – обращается Гагарин к своему отражению в бокале и грозно выпячивает нижнюю челюсть, – мне хорошо без тебя, Олег Евгеньевич, ты понял?

…Со стороны Олигарх кажется бесчувственным, однако же в нём бурлит, пенится жизнь. Теперь, когда время остановилось, можно перебрать всё, что случилось или не случилось, понять, что же на самом деле происходит, произошло. Как скромный сотрудник НИИ превратился в богатого и всемогущего. И главное – принесла ли ему состоятельность самостоятельность и счастье?

Слишком много суеты, чтобы понять. Поневоле вспомнишь развитой социализм, где все одинаково бедны и бесправны, зато счастливы, так счастливы, как никогда…

Вот если бы его нынешние возможности совместить с беззаботностью, в которой пребывали жители СССР, возможно ли такое? Сейчас Олигарху кажется, что возможно, деньги – не главное, главное – любовь и востребованность. Вперёд, в СССР, сам себе кричит Олигарх, спешите делать добрые дела…

И сам же над собой смеётся: только в коме такой бесконф-ликтный сюжет и возможен, а придёшь в себя, тут же под белы рученьки прихватят деловыми заморочками, какое уж тут равенство и братство?! Хотя, между делом отмечает он, для политической кампании очень даже хороший лозунг – «Вперёд, в СССР», нужно поручить разработку своему пиар-отделу.

48

Тут что-то проносится мимо него. Запах дорогих духов. Шуршание складок. Гагарин ловит пристальный взгляд. Его рассматривают. Становится неуютно. Не подавая вида, он как бы подтягивается. Внутренне. Меняет позу на более сдержанную. Энергоёмкую. Гагарин чувствует, что он – чужой. Залётный гость. Гастролёр. Самозванец.

Однако Олег уже слишком хорошо выпил для того, чтобы состояние это зафиксировалось в нём надолго. Официант меняет столовые приборы. Чувство неуюта не проходит. Чужой человек!..

К нему садится за стол роскошная девица, сразу же ясно, не из простушек. Ухожена, хороша собой, дико самоуверенна – и это в каждом движении. Гагарин мгновенно её просчитывает, сколько она стоит. Сколько она может стоить. Он же умеет быстро думать. Он – пьяный, но современный человек: деньги не главное. Главное – деньги.

В извилинах вспыхивают (зажигаются) всполохи тоски – только ему хорошо стало, как его покой нарушают внезапным вторжением. Он уже точно знает, что будет дальше. Оттенки. Нюансы. Китайские церемонии. Марлезонский балет. Цель одна – скучающей дамочке зело хочется развлечься. Ну-ну, где сядешь, там и слезешь.

Однако, барышня (на плечах что-то вроде горностая) вперивает в Олега острые коготки нетрезвых влажных глаз и… молчит… не торопится начать разговор. Тактика, однако.

49

…Гагарин гордился тем, что быстро думает. Как компьютер. Пока другие возятся, он задачки – раз-раз и пощёлкал. Как белочка орешки. Это ему сказал один пухлый тип в очках, мол, уже давно для общения выбираю людей только своей скорости мышления. Про скорость Гагарин хорошо понял, взял на вооружение. Да только позже оказалось: чем быстрее думаешь, тем медленнее меняется сознание.