Даже в темноте, на расстоянии. Том не увидел, а почувствовал улыбку Дэла, когда тот проговорил:

– А ведь в тебе тоже есть жестокость. Я видел, как ты обошелся со Скелетом во время игры.

* * *

Предмет их разговора – в ком уж точно жестокости было хоть отбавляй – лежал, как и двое младших мальчиков, без сна, и даже то, что проносилось у него в голове, имело поразительное сходство с темой их беседы. Дэл Найтингейл несказанно поразился бы, узнай он об этом. Отличие состояло в том, что тишину вокруг разрывали не пьяные вопли, а музыка Бо Диддли, такая напряженная, пульсирующая, мощная, что проникала ему под кожу и, казалось, могла приподнять его тщедушное тело с кровати, заставив воспарить.

Скелет прекрасно сознавал себя не частичкой, а частью вселенной, и ненависть – главная черта его натуры – проходила стержнем через его собственную вселенную. Скелету тоже доводилось видеть во сне грифов – обитателей пустыни, внезапные и яростные всполохи в пустынном небе, фиолетово-багровый песок в сумерках. Уже в раннем детстве, голодном и тоскливом, он знал, что подобные явления ему близки как никому, созвучны мрачным нотам, которые доносились из глубин его души. Окружающие были для него слепыми котятами: одни смотрели на эту выжженную пустыню и не видели, точнее, не желали ее видеть, другие старались отгородиться от истины, первоосновы как их собственной натуры, так и вселенной вообще. Истина же в том, что жестокость свойственна любому, что каждый человек в душе – убийца, более того, жестокость глубоко сидит в любом растении, даже в песчинке. Дотроньтесь до дерева – и вы почувствуете, как по нему текут ядовитые соки, высасываемые из подземных глубин и перекачиваемые через кору, ветви и крону в воздух…

В последнее время, заклеивая стены своей комнаты "штуковинами" – картинками, изображающими страх и боль, он все сильнее и сильнее проникался пониманием этой истины. Постепенно в его голове начали формироваться некоторые новые соображения, относящиеся к этой теме, над чем, однако, он пока не решался задуматься всерьез. Соображения эти были продолжением его, Скелета Ридпэта, натуры, но при этом самого его пугали, ибо далеко выходили за некие дозволенные рамки.

И вот, в последнее время…

…В последнее время…

…Эти мысли стали все настойчивей овладевать им. С развешанных по стенам картинок сходил человек и снимал широкополую шляпу, чтобы он смог рассмотреть его лицо: то было лицо зверя. Человек этот демонстрировал ему, как прав он был в своих размышлениях-догадках о сущности вещей и как мало, однако, он знал об этом. Тот человек был одновременно повсюду и нигде, существовал в его воображении и в то же время вполне осязаемо бродил из одной комнаты в другую, он был животным, деревом, пустыней, птицей.., носил длинный, до пят, плащ с поясом, а шляпа скрывала его лицо – он был реальностью. Он разговаривал со Скелетом, когда тот думал о нем, и он внушал ему: "Я здесь затем, чтобы тебя спасти". Он что-то требовал от несчастного Скелета, он подчинял его себе, и тот ради него, не задумываясь, отрубил бы на руке все пальцы, если бы человек этого захотел. Сила его не знала преград. Он был порождением грозы, сыном молнии и грома.

"Он – это я, – думал Скелет. – Я…" Ридпэт-младший уставился во тьме на одну из фотографий, где была запечатлена громадных размеров птица.

– В некотором царстве, в некотором государстве жила-была старая королева, – читал мистер Фитцхаллен вслух. – Супруг ее давным-давно умер, осталась только красавица дочка. Так начинается сказка "Гусиная пастушка". Как вы думаете – о чем она?

Как обычно, первым поднял руку Бобби Холлингсуорс:

– О красавице дочке.

– Правильно. Итак, король умер, остались старая королева с молодой и прекрасной дочерью. Принцессе, уже наполовину сироте, вскоре, надо думать, предстоит разлучиться с матерью и пуститься в дальнюю дорогу. И действительно, об этом говорится уже в следующей фразе сказки: ее выдают замуж за принца, и она отправляется к жениху в далекую страну. Как видите, события развиваются по классическому для сказки сценарию… Кто скажет, что ее ждет дальше?

На этот раз ответил Хоуи Стерн:

– С принцессой отправляется служанка – жестокая и злобная. Она издевается над принцессой, а потом умудряется занять ее место.

– Совершенно верно. Помните, мы говорили о роли личности, индивидуальности, анализируя другие сказки? Вот и тут то же самое. Итак, служанка лишает нашу героиню индивидуальности, можно сказать, похищает ее личность. Волшебный талисман принцессы – лоскут с тремя капельками крови – пропадает, и злая служанка подчиняет ее своей воле, заставляя поменяться с ней одеждой. Одежда – это символ нашей индивидуальности: так мы сообщаем окружающим, кто мы такие, но одновременно можно скрыть при помощи одежды свою действительную сущность. Итак, служанка выходит замуж за принца, а настоящую принцессу отсылают помогать Конраду, который пасет гусей. Теперь скажите: может что-либо подобное произойти на самом деле?

– Ни в коем случае, – ответил Боб Шерман. – Помимо одежды есть множество признаков, по которым принцессу легко отличить от служанки. Например, речь… И даже ту же самую одежду они будут носить по-разному.

– То есть существует очень много мелких признаков, определяющих социальное положение человека, – подвел итог мистер Фитцхаллен. – Абсолютно правильно. Однако из сказки следует, что человека можно лишить индивидуальности, похитить его личность, подменив ее своею собственной. Так что ответил ты верно, тем не менее суть вопроса здесь гораздо глубже. Существует теория о том, что каждый человек обладает так называемой тенью, и эта тень способна вселяться в своего хозяина, подменяя его личность. Теория эта еще более невероятна, чем то, что происходит в нашей сказке, и одновременно она более пугающая. В самом деле, если существует сама возможность похитить, подменить личность, то, значит, и в каждого из нас может вселиться кто-то или даже что-то. – Учитель сделал паузу, давая время нам осмыслить это неожиданное заключение. – Кто-нибудь знает, каким образом принцессе удалось вернуться в свое прежнее качество?

Тут заговорил Дэл:

– Отец принца заставляет ее поведать свою историю перед камином, а сам подслушивает через дымоход и таким образом узнает, кто она на самом деле.

– Да, но что его побудило к этому?

– Фалада, – ответил уже Том Фланаген.

– Правильно, Фалада. Лошадь, подаренная ей матерью.

– Это волшебство, магия, – с улыбкой пояснил Дэл. – Она вновь обрела собственную личность при помощи магии.

– Ты далеко пойдешь, – заметил Фитцхаллен. – Точно, здесь имело место волшебство. Злая служанка приказала отрубить Фаладе голову и, словно охотничий трофей, повесить ее на стену. Как-то раз Конрад, тот самый, что пас гусей, услышал, как его помощница заговорила с лошадиной головой и та ответила ей: "О, моя несчастная принцесса, если б королева-мать узнала про твою беду, сердце ее разбилось бы навеки". Таким образом, то, что нам знакомо и привычно – здравый смысл, признаки, характеризующие социальное положение, и тому подобное, – здесь обращается в ничто, и мы вступаем в некий потусторонний, волшебный мир, мир, в котором невозможного нет. Помните начало сказки? "В некотором царстве, в некотором государстве…" Неважно, что за этим последует: слова эти уже сами по себе дают понять, что перед вами – необыкновенный мир, где общепринятые правила не действуют. Здесь звери говорят, а люди превращаются в зверей – в общем, все становится с ног на голову.