Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куда вы меня везете?
– В участок.
– В какой?
Ответа не последовало. По словам адмирала, Керальт сейчас в Севилье и осведомлен об операции с «Маунт-Касл». Фалько продолжал размышлять. Маловероятно, что Керальт сорвет операцию – это значит вступить в открытое противостояние с НИОС и вызвать ярость Николаса Франко и самого каудильо; в конце концов, сто миллионов песет золотом – это серьезно. И все же Керальт коварен и жесток. Нельзя исключать такой комбинации с его стороны. Тем более что он не забыл историю с Евой Неретвой. И это сильней всего тревожило Фалько. Четыре месяца назад, в Саламанке, чтобы освободить Еву и переправить ее через португальскую границу, он перебил людей Керальта. И тот поклялся, что рано или поздно спустит с него шкуру.
– В какой участок вы меня везете? – повторил Фалько. – Тут уже выселки какие-то.
– Пасть закрой.
Мелькавшие в свете фар домишки становились все меньше. Появились первые пустыри, и Фалько встревожился по-настоящему. Убьют, похоже, подумал он. Вывезли погулять, как у них принято выражаться.
– Много на себя берете, – сказал он. – Да вы знаете, с кем…
Ствол пистолета больно ткнул его под ребро.
– Заткнись, сказано.
Он повиновался. Попытался выстроить эмоции по ранжиру – от страха до упрямой уверенности в себе – и сделать так, чтобы она возобладала. Происходило бы дело не в машине, он бы скорей всего резко развернулся и попробовал выбить оружие. По принципу «была не была». Он владел такими штуками и сейчас горько жалел, что не применил свое умение у дверей отеля. Но здесь, в машине, когда ты втиснут в узкое пространство между дверцей и передним сиденьем, об этом нечего даже и думать. Чистое самоубийство.
– Сиди, не рыпайся, – сказал водитель. – Недолго осталось.
– Что «недолго»?
Второй снова издал неприятный смешок. Переехали мост и двинулись по автостраде на Херес, но уже довольно скоро свернули на грунтовую дорогу, петлявшую между зарослей тростника. Луна поднялась чуть выше и теперь, когда крыши больше не загораживали ее, лила млечное сияние на угрюмый пейзаж. Фалько прикидывал, сумеет ли распахнуть дверцу и выброситься из машины на всем ходу, но прикидки эти увели его не слишком далеко. Было ясно, что он может сломать себе руку или ногу и окажется таким образом беззащитным. Кроме того, ему под ребро по-прежнему упирался ствол пистолета. И не было возможности ни отпрянуть, ни нанести удар, потому что при малейшем движении будет спущен курок, и тогда – здравствуйте, ангелы небесные. Ну, или – бесы преисподней. Парень этот, по всему судя, дело свое знал. И ни на миг не отвлекался.
– Приехали, – сказал водитель.
Фалько поглядел на дорогу. В подрагивающем свете фар виднелись полуразрушенная стена, ветви олив, крыша с выщербленной черепицей. Заброшенный, полуразвалившийся дом. У стены стоял «бентли-спид-сикс» с погашенными фарами. Какой-то человек полусидел на капоте.
– Вылезай.
Затормозили, не глуша мотор. Водитель был уже снаружи и открывал дверцу. Фалько послушно выбрался из машины, чувствуя меж лопаток ствол.
– Будешь шалить – завалю.
Это напоминало бы реплику из гангстерского боевика, но зажатый в руке огромный американский кольт был явно не из реквизита. Все трое двинулись по освещенному фарами пустырю к человеку, ожидавшему возле «бентли». Двойной горизонтальный луч удлинял их тени, ложившиеся на каменистую неровную землю. Фалько споткнулся, на миг потерял равновесие и тотчас получил рукоятью пистолета по спине:
– Под ноги смотри, придурок.
Подойдя поближе, Фалько узнал того, кто стоял возле «бентли», и понял: все, что он воображал себе до этого, можно выбросить из головы. Действительность превзошла все ожидания и перекрыла любую игру воображения. Этот человек был в штатском, одну руку он элегантно держал в кармане, а другую козырьком приставил ко лбу, защищая глаза от слепящих фар. Под тонкими выстриженными усиками змеилась улыбка жестокая и многообещающая. Фалько подумал, что так улыбался бы шакал – если бы шакалы улыбались, в чем он не был уверен, – оказавшись перед легкой и вожделенной добычей.
Это был капитан регуларес Пепин Горгель, граф де ла Мигалота. Супруг Чески Прието.
– Десятую заповедь помните?
– Смутно.
– Не пожелай жены ближнего своего.
– И?
– Ческа – моя жена.
Фалько пожал плечами с большим хладнокровием, но выглядело это не очень убедительно.
– А мне до этого какое дело?
Горгель смотрел на него с бесконечной ненавистью, кривя губы пренебрежительной усмешкой. Они стояли в конусе света, образованном фарами второго автомобиля.
– Знаете, почему пощечина так оскорбительна?
– Понятия не имею.
– Потому что в Средние века ее давали тем, кто не носил шлем… Мерзавцу, который не был рыцарем.
С этими словами он открытой ладонью хлестнул Фалько по лицу. Звук пощечины вышел сильным и резким. Фалько стиснул зубы, напрягся всем телом, чувствуя, как ствол пистолета крепче прижимается к спине.
– Я знаю, свинья, где ты был сегодня вечером.
Опять на «ты». Нехорошо. Сначала становятся рогоносцами, потом теряют манеры. Воспитанность улетучивается. Кажется, ночка выдалась не из самых удачных.
– Сегодня днем я не сделал ничего, что задело бы вашу честь.
– Ты сам себя перехитрил… Что ты делал в доме Луизы Сангран?
– Я давно знаком с ней, – сымпровизировал Фалько. – Мы друзья с ее мужем.
Горгель на миг растерялся и потерял уверенность. Потом мотнул головой:
– Врешь.
– Вовсе нет. Я был у нее в гостях.
– А что там делала моя жена?
– Она подруга Луизы.
– Сам знаю, что подруга. Я спрашиваю, что ты там делал?
– Чай с ними пил. Разговаривал… Рассказывал…
Вторая оплеуха, сильней первой, перебила его. В левом ухе загудело, словно к нему поднесли камертон. Лицо горело.
– Ты меня за дурачка принимаешь? – брызгая слюной, вскричал Горгель. – За слабоумного?
– Это какая-то чушь… Вы, похоже, сошли с ума.
Горгель взглянул на своих приспешников, словно призывая их в свидетели, и занес руку для нового удара.
– Кто ты такой? Какого дьявола ты тут ошиваешься?
– Я уже ответил вам утром. У меня тут дела.
– Я сейчас устрою тебе дела, мерзавец! – Горгель, по-прежнему держа руку на весу, сжал кулак. – Я оторву тебе яйца и засуну в рот, как поступают мои мавры с красными.
– Да послушайте… Это недоразумение. Отпустите меня. Говорю же: я сто лет знаю Луизу и ее мужа…