Неясная фигура двинулась к столь же неясным очертаниям торшера с другой стороны письменного стола. Мягкий свет лампы в сто ватт под зеленым абажуром заставил всех заморгать или отвернуться, пока не привыкли глаза. Ник и Гэррет вошли в библиотеку следом за мистером Долишем.

Это была очень большая комната, вытянутая в длину в восточном и западном направлении. Четыре георгианских окна на северной, фасадной стене были плотно занавешены. Восточная стена напротив окна, через которое вошли посетители, казалась необычайно мощной – в ней находился альков с закрытой дверью, ведущей в другую комнату. По обеим сторонам алькова высились до потолка открытые книжные полки из резного дуба, украшенного завитками. Еще две таких же полки располагались на южной стене, по бокам другой двери, которая, очевидно, выходила в коридор, тянущийся по всему этажу. Сидящий за большим письменным столом в центре комнаты оказывался лицом к высокому камину между викторианскими подъемными окнами.

От потертого ковра и полинявшей узорчатой обивки стульев веяло затхлостью и пылью. В комнате также ощущался слабый запах кордита[22]. Но взгляд Гэррета постоянно возвращался к хозяину дома.

Пеннингтон Баркли в коротком бордовом жакете с глянцевыми лацканами выглядел слишком худым и хрупким для столь звучного голоса. Его лицо с большим носом и высоким лбом под редкими седеющими волосами, пряди которых поблескивали, как фольга, казалось изможденным. Тем не менее в нем ощущалось чисто мужское обаяние.

– Добро пожаловать, дорогой племянник, – вежливо поздоровался он, выйдя из-за стола и протягивая руку. – Рад тебя видеть, Ник, независимо от того, «ты с миром пришел иль с войной».

– Не с войной, можете быть уверены. Хотя не забывайте продолжение цитаты.

– «Иль на свадьбе плясать, Лохинвар молодой?»[23]Но, насколько я знаю, здесь не стоит вопрос о свадьбе! Или это не так?

– Конечно так, дядя Пен. Ваша жена встретила нас на станции Брокенхерст…

– Да, мисс Дейдри была настолько любезна, – вмешался Эндрю Долиш. – Это была ваша идея, Пеннингтон, прислать за нами машину? Или ее?

– Идея принадлежала Дейдри, хотя я ее одобрил. Это всего лишь проявление хороших манер. Кстати, говоря о хороших манерах…

Его взгляд устремился на четвертого присутствующего, и адвокат, стыдясь собственной небрежности, поспешил представить Гэррета.

– Добро пожаловать, мистер Эндерсон, – сердечно приветствовал его хозяин дома. – Мы все здесь знакомы с вашими трудами. И можете не опасаться колкостей относительно изделия, именуемого «Дворец дяди Тома». Должно быть, вы достаточно натерпелись дешевых шуточек по этому поводу, чтобы я вносил в это свой вклад.

– Благодарю.

– Но ведь это правда, что в своей собственной семье достойный лорд Маколи фигурировал как дядя Том?

– Для детей Тревельяна[24]– да.

– И также правда, что в жизни столь полнокровной личности не было ни одной женщины? Ни жены, ни невесты, ни возлюбленной?

– Во всяком случае, нет никаких доказательств их существования.

– И все же, так как викторианцы ныне считаются весьма предприимчивыми в сексуальном отношении…

– Коль скоро мы затронули эту тему, которая, кажется, вас очень занимает, – снова вмешался мистер Долиш, – могу я попросить вас немного подумать о вашей супруге? Как я уже говорил, она привезла нас из Брокенхерста. И вы ее смертельно испугали!

– Я? Испугал?

– Ну, не вы, так что-то еще. Мое терпение на исходе. Черт возьми, приятель, что здесь произошло?

– Временами, Эндрю, вы превышаете ваши воображаемые полномочия. Даже старая дружба и лучшие намерения не могут служить оправданием назойливого любопытства.

– У меня нет никакого желания давить на вас или казаться назойливым. Но не пора ли объясниться? Игра в прятки в полумраке! Призраки, стреляющие из револьверов холостыми патронами!

– Это доказывает, если мы нуждались в доказательствах, что мы имеем дело не с призраком. Успокойтесь, Эндрю, я не хотел вас обидеть и буду рад объясниться. Но в то же время, – в мелодичном голосе Пеннингтона Баркли послышались странные нотки раздражительности, – не мог бы кто-нибудь подумать немного и обо мне?

– О вас?

– Да. Я пережил весьма неприятный опыт. – Он коснулся левой стороны груди и поморщился от боли. – Меня ударило пыжом от холостого патрона – это не трагедия, но достаточно неприятно. Произошла довольно нелепая попытка напугать или убить меня. Но если Дейдри так обо мне беспокоится, в чем я не сомневаюсь, почему она не пришла вместе с вами? Что с ней такое? Где она?

На вопрос ответила сама Дейдри, вошедшая в этот момент через открытое окно. Она казалась успокоившейся, хотя ее широкий рот слегка вздрагивал, а в глазах блестели слезы.

– Я здесь, Пен! Я шла за ними, а когда услышала твой голос и увидела, что ты не пострадал, вернулась отвести машину в гараж.

– Отвести в гараж?

– Да. На аллее стоит другой автомобиль – не знаю чей. Господи, Пен, чего ты от меня ожидал? Криков «О, мой муж!»? Или обмороков в стиле современниц Маколи? Ты этого хотел?

– Едва ли, хотя это свидетельствовало бы о подобающих чувствах…

– Слушайте, дядя Пен… – начал Ник.

Над каминной полкой, на которой теперь стоял только один китайский кувшин с узорчатой крышкой, висело прямоугольное венецианское зеркало в золотой раме восемнадцатого века. По какой-то причине мистер Долиш указал шляпой-котелком в сторону этого зеркала.

– Да, Пеннингтон? Мы ждем.

– Садись, дорогая, – обратился к Дейдри хозяин дома, – и я постараюсь объяснить.

Пеннингтон направился к письменному столу, за которым стоял вращающийся стул с подушкой и с левой стороны которого находилось мягкое кресло, где он сидел, когда вошедшие впервые увидели его.

– Я провожу здесь много времени, мистер Эндерсон, – сказал Пеннингтон Гэррету. – Они называют это моим логовом. Вы заметили… – он кивнул в сторону восточной стены, – что та стена очень основательная и содержит альков с дверью?

– Да, мистер Баркли.

– Эта дверь ведет в гостиную. Стена выглядит необычайно крепкой, потому что она двойная. С обеих сторон алькова в нее встроены маленькие отдельные комнаты. Мой дед, который также установил викторианские подъемные окна, оборудовал эти две комнатки в конце прошлого столетия. Оттуда, где вы стоите, двери в них можно увидеть только вытянув шею вбок. Комната слева нечто вроде книгохранилища, где я держу тома, которые не хочу выставлять здесь на всеобщее обозрение. Комната справа – гардеробная. В ней находятся умывальник с горячей и холодной водой, шкаф для одежды и даже кушетка. Так как я провожу много времени в библиотеке и часто работаю допоздна…