Жанне. Она становилась опасной, они боялись ее. Девушка просила короля отпустить ее в родную деревню. Но ей было отказано в этом — подобный уход не устраивал духовную и светскую знать, стремившуюся полностью избавиться от ненавистной простолюдинки. Прежде всего был сорван ее поход на Париж. Затем распущена народная армия. Наконец, Деву бросили на второстепенные операции, рассчитывая, что в этих боях она сложит голову...

Историки до сих пор спорят, случайно ли ворота Компьеня оказались закрытыми, когда 23 мая 1430 г. после неудачной вылазки Жанна попыталась вернуться в крепость. Случайно ли?.. Нет документов, позволяющих прямо ответить на этот вопрос. Но все последующие события неумолимо свидетельствуют: случайности и не было — было преступление.

Герцог Бургундский, чьи солдаты взяли девушку в плен, смотрел на нее как на военную добычу. Он с радостью готов был продать пленницу французскому королю, видя в этом удобный предлог для мирных переговоров. Но король и пальцем не шевельнул ради своей спасительницы, а архиепископ Реймский стал распространять пастырские воззвания, в которых утверждал, что Бог отвернулся от Девы из-за ее строптивости. Незадолго до того Жанну спросили, боится ли она чего-нибудь, девушка, не задумываясь, ответила: «Я боюсь только предательства». Она предвидела свою судьбу. Церковники, некогда благословившие ее, теперь, как и двор, отреклись от нее, перечеркнув решение суда Пуатье, предав врагу освободительницу Франции.

Так и не дождавшись предложений Карла VII, герцог Бургундский продал пленницу англичанам за десять тысяч ливров — выкупную цену принца крови.

Подготовка процесса осуждения

Жанна оказалась в руках заклятых врагов. Отныне ей приходилось ждать ни помощи, ни пощады. Но английские оккупанты стремились не просто убить ее: за это не стоило платить таких денег. Главная цель кардинала Винчестерского, верховного правителя Англии при малолетнем Генрихе VI, заключалась в дискредитации военных успехов французов. Если бы это удалось, полагал Винчестер, в войне мог бы произойти перелом. Нужно было лишь доказать, что французскими войсками руководили нечистые, колдовские силы, воплощенные в этой крестьянке. А кто же мог сделать это лучше, нежели католическая церковь, столь опытная в охоте на ведьм?..

Винчестер действовал уверенно. Он знал, что Жанной давно уже интересуется Святая инквизиция. Шел беспокойный XV век. Трое пап на соблазн верующим предавали анафеме друг друга. Повсюду распространялись семена антикатолических идей. После английских лоллардов поднялись чешские табориты[11]. Они угрожали собственности церкви. Когда во Франции объявилась «Божья дева», духовные власти не могли скрыть тревоги. Их опасения оказались ненапрасными: в Пуатье Жанна высказала мысли, близкие к тезисам еретиков. И хотя в то время ее судьи прикинулись непонимающими, инквизиция все прекрасно поняла и запомнила. Шаг за шагом следила она с тех пор за поступками Девы. И что же? Первоначальные подозрения подтверждались! Она пренебрегала опекой духовенства, якшалась со всяким сбродом и составила из него армию! Она заявляла, что действует от лица Бога! Она стала идолом, которому низы поклонялись как Богу!.. Нет ничего удивительного, что при первой возможности инквизиция заявила о своих правах на «колдунью».

Отцы-инквизиторы не без оснований рассчитывали на помощь столпов католической учености — богословов Парижского университета. Университетская братия жила и жирела от щедрот англо-бургундской партии. Доктора и магистры получали хорошее жалованье, имели доходные бенефиции. И какого же страху нагнало на них появление Жанны под Парижем! Забыть это было невозможно. Покусившаяся на их благополучие, она должна была погибнуть только по их приговору!

Столь же легко разыскало английское правительство и человека, способного взять на себя роль режиссера задуманной мистерии. Им оказался епископ Бовеский Пьер Кошон. Подобно богословам Парижа, он имел личные счеты с Девой. Благодаря ее военным успехам он был вынужден покинуть сначала Реймс, а затем и Бове. Какова же была радость Кошона, когда он узнал, что Жанна схвачена на границе его диоцеза[12]! Поэтому, когда Винчестер намекнул, что утраченная Бовеская епархия может быть компенсирована архиепископством Руанским, Кошон с радостью согласился взять на себя и труды, и ответственность, связанные с судебной расправой над Жанной. Он возбудил процесс о колдовстве. Английский король по ходатайству епископа передал обвиняемую духовным судьям, но с оговоркой: если те не «вразумят» ее, она должна быть возвращена англичанам. Но Кошон не собирался выпускать жертву из своих рук и поспешил организовать «образцовый процесс».

Жанна сопротивляется

Инквизиционный трибунал заседал в Руане, центре оккупированной англичанами Нормандии, в старом Буврейском замке, в одном из казематов которого уже несколько месяцев томилась Жанна. В состав суда вошли кардинал, одиннадцать епископов, десять аббатов, тридцать два доктора и пятнадцать бакалавров богословия, семь докторов права и сто три ассистента. Живейшее участие в нем приняли Парижский университет и корпорация нормандских богословов и юристов. Всего было привлечено около трехсот человек. Три месяца тянулось предварительное следствие. Оно дало ничтожные результаты. Агенты Кошона, посланные на родину Жанны и в места ее деяний, не смогли собрать требуемых улик: люди говорили о добром сердце девушки, чуткости, религиозности, хорошем поведении. Мало помог и шпион, подсаженный в камеру Жанны. Но инквизиторы исходили из заведомой виновности подсудимой: не судьям нужно было доказывать ее вину, а ей надлежало доказать свою невиновность...

Силы сторон были слишком неравными. Триста богословов, умудренных в тонкостях церковной схоластики, против измученной долгой неволей юной девушки, не знающей, по ее собственному выражению, ни «а», ни «б»! Иногда под перекрестным допросом Жанне приходилось так тяжело, что она молила:

― Почтенные господа, пожалуйста, не говорите все сразу, а то я не могу вам отвечать!

И все же им пришлось немало повозиться, прежде были найдены мотивы для обвинительного заключения. Читая протоколы процесса, поражаешься, с какой выдержкой, каким достоинством и умом справлялась неграмотная крестьянка с хитрыми подвохами допрашивавших.

На одном из первых заседаний ее спросили:

― Считаешь ли ты себя пребывающей в состоянии благодати?

Это был коварный прием. Ответить «да» значило проявить гордыню, недостойную христианки, ответить «нет» - признать, что она не является Божьей посланницей. Жанна интуитивно разрешила трудную проблему с удивительной легкостью:

― Если я вне благодати, молю Бога, чтобы Он

ниспослал мне ее; если же пребываю в ней, да сохранит меня Господь в этом состоянии.

И на каждый вопрос она находила простой и точный| ответ.

Ее спрашивали:

― Ненавидит ли Бог англичан?