— Привычка, — ухмыльнулся южанин.

Майзен принес три кружки грога, над которыми поднимался ароматный пар.

— За короля!

Мужчины выпили.

— Неприятности, Йем? — спросил Майзен.

— Да нет, — южанин откинулся в кресле и протянул ноги к огню. — Были б неприятности, я бы тут не сидел. Так, мелочи… как обычно.

Королевский почтальон лукавил. Но Дрейк и Майзен никак не могли его в этом уличить.

* * *

Тюрьма — это не обязательно стены. Самые надежные узилища — те, где стен нет.

Ссыльных магов на Тюремном острове стерегла вода.

Два человека, скованные тяжелой цепью с подвешенным к ней тяжеленным ядром плавают плохо и недалеко. Два скованных подобным образом мага, разумеется, нашли бы не один способ сперва избавиться от цепи, а потом уже и с водной преградой разобраться. Скажем, уплыть, обернувшись дельфином. Или улететь, перекинувшись чайкой. Да хоть бы и парусник себе призвать! Это уже зависело бы от сил мага, его умений и личных предпочтений. Но в том-то и дело, что ссыльные маги — это не маги. Просто обычные люди, к тому же несчастные и во многом беспомощные.

Главным тюремщиком на архипелаге было отсутствие магии.

К этому невозможно привыкнуть. Тот, кто с самого детства, осознавая мир, ощутил себя магом; кто тратил все свое время и силы, совершенствуясь в магическом искусстве; кто сделался сильнейшим из сильных и возжелал большего — а маги без амбиций на каторгу обычно не попадали, — лишившись доминанты своей жизни, чувствовал себя уничтоженным. Маги затруднялись подобрать сравнение этому ужасу. Дышать без воздуха? Взлететь с подрезанными крыльями? Жить без магии — смерти подобно… а может быть, и хуже смерти. Лишь надежда все-таки выбраться с Тюремного острова давала ссыльным силы терпеть зияющую пустоту внутри. Пустоту и бессилие.

Отсутствие магии на архипелаге и вода, окружающая остров, делали избыточными строгости режима. За исключением дней смены сезонов, каторжанам позволялось свободно передвигаться по Тюремному. Свободно затаскивать чугунное ядро на скалы и свободно спускаться… прогуливаться, так сказать. Разумеется, в свободное время, то есть после выполнения хозяйственных работ. Если ссыльные благополучно ломали себе шею, свалившись с обрыва, тюремщики не огорчались.

Большинство заключенных магов редко выбиралось за стены тюрьмы. Но попадались и рьяные любители прогулок, особенно среди новичков.

— Пойдем, мальчик, я покажу тебе остров, — сказал Бенга.

Руде Хунд ощерился. За неполные сутки, проведенные со старым магом, он успел возненавидеть Бенгу так истово и жарко, как никого прежде. Последние несколько часов он мечтал только о том, чтобы оказаться с проклятым южанином наедине, вдали от надзирателей.

Хунду было очень плохо. Обморочная слабость от потери магии, которая терзала его вчера, почти прошла — но осталось ощущение, будто у него вырезали какой-то важный орган. Сердце. Или печень. Ему было так плохо, что хотелось кого-нибудь убить. При этом Бенгу ему хотелось убить целенаправленно. Сильно хотелось.

— Ты сказал «да»? — осведомился старик. — Я плохо понимаю варварские диалекты.

— Да, — прорычал Хунд.

Он представил себе, как сжимает руки на жилистой шее старика. От острой ненависти у него помутилось перед глазами.

— Отлично, — невозмутимо сказал Бенга. — Только не бросайся на меня сразу, когда мы выйдем за ворота. Иначе нас вернут в камеру и испортят все развлечение. Ты меня понял?

Северянин угрюмо кивнул.

Руде Хунд не был ни глупцом, ни безумцем, ни убийцей по натуре. Он всего лишь полагал, что в любой ситуации именно он заслуживает самого лучшего, а остальные пусть подвинутся. Так думают многие люди, и не все они попадают в тюрьму. Если бы кто-то спросил молодого мага, как он очутился в нынешнем положении, как вообще угодил на каторгу, он искренне ответил бы: «Мне не повезло». Но его никто не спрашивал. Наоборот — похоже, весь мир считал, что Хунду незаслуженно везло, а он раз за разом упускал благие возможности и встревал в неприятности. Проклятье! Тем хуже для мира. Руде Хунд еще покажет им всем! Начиная с дряхлого урода-южанина.

Здание тюрьмы вместе с сопутствующими постройками располагалось почти у подножия острова, с западной его стороны, так что с Золотого тюрьму видно не было. Верхняя часть острова носила название Столовая гора или просто Стол. Нижние ворота тюремного двора вели к бухте, куда лодки привозили новых ссыльных и провизию, и в обычное время были закрыты. От верхних ворот начинался подъем на Столовую гору, и эти ворота в полдень распахивались, а в шесть вечера закрывались.

Двое охранников проводили взглядами выходящих ссыльных.

— Смотри-ка, старый змей повел напарника на прогулку, — заметил старший из охранников. — На что спорим, он один вернется?

— Поищи другого спорщика! — фыркнул второй. — Азарт до добра не доведет.

— Да ладно, куда уж дальше! Ты и так торчишь в заднице мира, — грубо сказал первый.

— Я тут деньги зарабатываю, — отрезал второй.

Разговор иссяк.

Весь персонал тюрьмы состоял из магов — таковы были правила. На всякий случай. Но сильные маги не желали подвергать себя добровольному наказанию и жить без магии, поэтому в тюремщики шли самые слабые маги — но развитые физически. Приятных людей среди них было мало.

Как только Бенга и Хунд вышли за ворота, Бенга кивнул северянину на ядро:

— Бери в руки, понесешь. Иначе не взберемся наверх.

— Почему я? — угрюмо спросил Хунд.

Бенга пожал плечами. На этот вопрос было так много ответов, что он не счел нужным выбирать какой-то один. И через несколько минут Хунд уже сосредоточенно сопел, поднимаясь первым в гору по крутой тропинке. Подъем требовал от скованных людей известной ловкости и слаженности движений. Сначала Хунд переставлял левую ногу, затем — правую, и одновременно Бенга делал шаг левой. Пока старик делал шаг правой, молодой маг выжидал. Короткая цепь, соединяющая браслет на правой ноге Хунда и браслет на левой ноге Бенги, не позволяла передвигаться иначе. Стоило сбиться с ритма — и оба покатились бы вниз, ломая себе руки-ноги-остальное.

Подъем на Столовую гору отнял у них часа два. Когда они выбрались на плато, молодой северянин хрипло дышал и весь вспотел, несмотря на холодный ветер. Он с неудовольствием отметил, что у проклятого южанина даже дыхание не сбилось.

— Видишь во-он тот скальный зуб? Давай к нему, — распорядился Бенга.

Плоская вершина вовсе не была такой удобной для прогулок, как казалась снизу. Словно лохматой шкурой, гора обросла кустарником, плети которого стелились по земле. Хунд на первом же шагу споткнулся об узловатый корень, нога его провалилась сквозь переплетения ветвей, и он едва удержал равновесие. Трудно было угадать, что таится там, под неопрятным серо-зеленым покровом листвы — ровная поверхность земли, яма, выступающий камень или сучья кустарника. Кое-где над порослью поднимались невысокие бурые гребни базальтовых выступов. Идти приходилось осторожно, на каждом шагу проверяя, куда ставишь ногу. Еще здесь было куда холоднее, чем внизу. Погода испортилась, небо сплошь затянули серые слоистые тучи. Ноорзвей издевательски свистел в ушах. А проклятое чугунное ядро с того момента, как Хунду пришлось взять его в руки, прибавило в весе раз в пять.