Брент внимательно разглядывал мальчишек, пока здоровался с каждым из них за руку. Несмотря на грязную, ветхую одежду, в лицах была заметна порода, что немного удивляло. Внешний вид самого старшего из них, Эйбела Пикетта, говорил о том, что он уже вступил в пору взросления. Юноша был рослым, белокурым и зеленоглазым. Изящная лепка лица делала его почти красивым. А Дэниелу Эшбернеру исполнилось десять – мальчик сам посчитал нужным сообщить об этом при знакомстве. Волосы у него были темно-рыжие, глаза – карие, а лицо – просто очаровательное, и, как понял Брент, он знал об этом своем преимуществе и знал, как им пользоваться. Ростом ниже, чем Дэниел, и примерно того же возраста, Дэвид Юл был черноволос и сероглаз, а с лица его не сходило мрачное выражение; Бренту даже захотелось рассмешить мальчика, чтобы тот улыбнулся хотя бы раз. Самым младшим был Джайлз Грин. У этого волосы тоже были черные, но глаза – голубые, почти такие же, как у Олимпии. Брент даже подумал: уж не одного ли из незаконнорожденных Уорлоков или Вонов видел он сейчас перед собой? И все мальчики держались и разговаривали так, словно их кто-то научил хорошим манерам.

– Энид, принеси нам еще еды, – сказала Олимпия, махнув мальчикам рукой в сторону стола.

– Мы уже вымыли руки, – объявил Джайлз, и все четверо предъявили Олимпии ладони для проверки.

Хотя дети явно были голодны, они вели себя чинно и не пытались отхватить себе лишний кусок от того, что оставалось на столе. Брент еще больше уверился в том, что мальчикам кто-то преподал правила хорошего тона, и решил, что об их воспитании позаботилась Олимпия – ведь это могло помочь им в жизни.

Граф отхлебнул глоток кофе, лучше которого, как ему показалось, он еще не пробовал, и стал ждать. Через какое-то время мальчишки насытились и наконец решили объяснить, что их привело в Уоррен. В ожидании новостей, которые принесли с собой эти четверо, Брент лишился спокойствия и благодушного настроения; он не мог избавиться от ощущения, что сейчас получит очередной удар.

– Пардон, миледи, – сказал Эйбел, промокнув губы изящно вышитой салфеткой. – Мы так проголодались, что даже забыли о том, ради чего так торопились сюда.

– Прекрасно тебя понимаю, Эйбел, – откликнулась Олимпия. – Теперь можешь спокойно говорить.

– Самая главная новость в том, что у служанки леди Эгги пропал брат. Леди Эгги страшно переживает по этому случаю, поэтому и отправила нас сообщить вам об этом как можно скорее.

– Пропал брат? Что это значит?

– Мальчишка исчез вчера вечером – это точно. Ему всего-то восемь, как и Джайлзу. Служанка заботилась о нем с момента его рождения. Как только смог, он стал помогать на кухне или на конюшне, чтобы оплатить свое содержание. Он был хорошим парнем, все так говорят. Никто не думает, что мальчишка сбежал или что-то вроде того, но совершенно точно, что он исчез.

– Прямо как Тэд с Питером и моя тетка, – сказал Томас. – Думаю, он тоже был незаконнорожденным.

– В самом деле? – Брент повернулся к Эйбелу, с волнением ожидая ответа.

– Ну, служанка говорила, что ее брат… – Эйбел помолчал, нахмурившись. – Говорила, что ее брат был последней шалостью его светлости – вашего отца.

«Вот оно!» – подумал Брент. Это был как раз тот удар, которого он ждал.

– Мне кажется, папаша пошалил от души, прежде чем преставился, – проговорил граф.

Выходит – еще один сводный брат. Еще один ребенок, которому отец дал жизнь и бросил, чтобы тот увеличил штат его слуг. У кого-нибудь могло возникнуть впечатление, что отец, испытывая нехватку в рабочих руках, решил просто наплодить себе работников. А мать теперь избавлялась от живых напоминаний о неверности мужа. Мать таким образом карала детей и набивала свой кошелек – она, вне всякого сомнения, считала это дополнительной выгодой, и ее совершенно не волновало, что тем самым она калечила этих детей. При мысли об этом графа затошнило.

Увидев, как Брент побледнел, Олимпия тихо выпроводила всех из комнаты, затем подошла к буфету, налила стаканчик бренди и вернулась к графу. Протянув ему бренди, Олимпия провела рукой по его темно-каштановым волосам. Она всегда так делала, чтобы утешить мальчишек. Стремление приободрить Брента оказалось не единственным ее желанием – Олимпия поняла это, как только коснулась его густых шелковистых волос.

– Не уверен, что мне нужно выпить, – сказал Брент, но тем не менее взял у нее стаканчик.

– Почему бы и нет? – Она неохотно опустила руку, подумав, что он мог воспринять это не просто как невинную ласку.

– В последнее время я слишком пристрастился к выпивке, – пробормотал Брент, пристально вглядываясь в янтарную жидкость.

Олимпия придвинула кресло поближе и села лицом к нему.

– Ты думаешь, что достиг такой стадии, когда постоянно требуется выпить?

– Возможно. Хотя я не пил после того, как ты появилась в Филдгейте. И меня очень удивляет, что я выдерживаю так долго. За последние несколько лет со мной такое происходит в первый раз. Хотя на самом деле времени прошло не так уж много… Поэтому я опасаюсь, что одним стаканчиком не ограничусь. А ведь сейчас еще утро…

– Но ты пережил сильнейший шок.

– Мне кажется, я пережил их уже несколько с той минуты, как ты появилась у меня на пороге, – проворчал Брент с улыбкой.

– Если хочешь узнать мое мнение, то знай: я не считаю тебя пьяницей. А я ведь легко определяю таких людей, как бы они ни скрывали свое пристрастие от других. У тебя нет этой наклонности. Если хочешь, могу предложить выпить чего-нибудь другого.

Брент покачал головой и сделал глоток. Тепло тотчас разлилось по телу, снимая оцепенение, вызванное потрясением. Когда он допил стаканчик, напряжение отпустило, но осталась душевная боль. Брент повертел стаканчик в пальцах и с облегчением почувствовал, как уверенность возвращается к нему. Решив, что теперь можно не страшиться момента, когда свинцовые тучи снова заволокут сознание, граф поставил стакан и тихо сказал:

– Я знал, что мой отец – вероломная скотина, но раньше ни разу не слышал о его незаконнорожденных отпрысках. Учитывая же, во скольких постелях он покувыркался… В общем, я был как слепец. Я жил среди своих сводных братьев, позволяя им обслуживать меня и всех моих близких, – и ведь никто из нас даже не задумался о том, кто же они такие на самом деле.

– А почему нужно было об этом задуматься?

– Потому что отец был эгоистом во всем. Мне иногда казалось, что он вел себя таким образом везде – в постелях, в борделях и в тавернах, которые исправно посещал. – Брент поморщился. – Мать родила ему шестерых детей. Троих, когда отец был еще здоровым крепким молодцом, и еще троих, когда превратился в стареющего распутника, у которого каждая черточка лица свидетельствовала о греховности.

– Большинство моих сородичей мужчин – умные и осторожные люди, но у них тоже имеются незаконные дети, – заметила Олимпия, тронув графа за локоть. – Единственный способ не заиметь детей – это вообще не ложиться в постель с женщиной.