Кстати, — директор хитро улыбнулся, — в курсе, что по новому законодательству я теперь имею право заключать браки? А ещё у нас батюшка свой появился. Вы же вроде православные, так?

— Это ты к чему? — улыбнулся я. — Предлагаешь у вас справлять?

— Ну а почему нет? Для нас — дело не новое. Тут каждую субботу хоть кто-то, да женится. Люди жизнь заново обустраивают, так что хорошее дело… и вообще с религией стало как-то серьёзнее: народ по воскресеньями и в церковь, и в мечеть ходит. Проповеди слушают. И это правильно: в наше время нужны какие-то духовные ориентиры и утешение. Последнее так особенно важно… — он вздохнул. — Таких, кто не потерял кого-то из близких, у нас ведь и нет. А ведь даже кладбища нормального не устроишь, многие в городах были, в красных зонах, куда до сих пор санитарные патрули не добрались. Да и как хоронят останки оттуда? Братская могила в саркофаге, общий памятник, список фамилий… сам, небось, видел, а?

— Блин, ну ты и умеешь подбодрить, — осклабился я. — Начал про свадьбы, закончил про похороны!

— Ой, точно! Свадьба же! — Пётр хлопнул себя по лбу. — В общем, моё предложение: давай запишу вас на субботу. Тут две пары будут праздновать, одни с венчанием, одни по мусульманскому обряду. Ну а вы как выберете.

— Я поговорю с Олей, — пообещал я. — Но, вроде, идея и правда интересная.

— Мужиков позовём! Не забыл своих подопечных-то? Они теперь официальные сотрудники МВД. Володя, Костя, Аркаша… да все, кого ты учить начинал! Остальных можно пригласить — Алиса с Женей недалеко живут, там аэродром расконсервировали, при нём городок-времянка… Я могу им официальную радиограмму дать, чтобы начальство увольнительную предоставило. Сейчас это хорошо работает, люди на встречу идут.

— Хорошо, — кивнул я. — Но сначала с Олей решу, ладно? Заранее ничего не делай!

— Да как скажешь, — Пётр развёл руками.

Старое обручальное кольцо я хранил в бумажнике, рядом с фотографией. Я не стал носить его на цепочке или на другой руке, как иногда делают вдовцы — зачем лишний раз привлекать внимание к своим обстоятельствам?

Меня крестили родители, но особой религиозностью я никогда не отличался. Так, крестик носил да заходил иногда в церковь, свечки ставил, когда тоскливо становилось. Службы, бывало, заказывал в день смерти близких, на Пасху ходил на кладбище.

Вот и сейчас мне показалось уместным зайти в здешнюю церквушку. Вроде как с Таней повидаться… про сына рассказать, да про жизнь нашу, как она есть. Заодно разрешения попросить, чтобы там зла на меня не держала.

Церковь построили на невысоком холме над речкой. Это было одноэтажное деревянное здание, всё ещё пахнущее струганной доской. Купола не было — только небольшая будка с колоколом наверху, да крест над ней.

Я подошёл ко входу, перекрестился. Потом тронул увесистую деревянную дверь. С лёгким скрипом она распахнулась. Изнутри пахнуло ладаном и домашней выпечкой.

Я вошёл в помещение. Справа от входа за небольшим прилавком, заставленным связками свечей, сидела бабулька самого благообразного вида. Увидев меня, она улыбнулась:

— А-а-а, новенький? Ну проходи, дорогой, проходи. Так зашёл, али договориться с батюшкой надобно? За здравие, за упокой? Тута записочки оставить можно, — она кивнула на прилавок, где, чуть в стороне от свечек, лежал пружинный блокнот и ручка.

— Да можно и оставить, пожалуй… — кивнул я. — За упокой мне. Мать, а почём свечечки будут?

— Так не по чём у нас, сынок, — улыбнулась бабуля. — Коммуна храм содержит. Вот и решили, что дополнительно ничего сверх не берём. А кому надо — так сами приходят и берут. Я тут для порядку, да записки собираю.

— Ясно, — улыбнулся я. — Ну спасибо, что ли?

— Да на здравие, дорогой, на здравие! — кивнула бабуля, потом, видимо вспомнила, для чего я сюда пришёл, опустила взгляд и добавила: — Помоги Господь…

Я оставил записку, потом взял две свечки и вошёл в храм. Одну свечу поставил у Святого Распятия, как полагается. Помолился за упокой. Вторую — у святой Татианы.

После молитвы я постоял какое-то время, глядя на пламя свечей, прислушиваясь к своим ощущениям. На душе было спокойно. Солнечные лучи пробивались сквозь окна под небольшой колоколенкой, наполняя внутреннее помещение храма теплом.

В этот момент за спиной уже знакомо скрипнула дверца. Я оглянулся.

В помещение вошёл батюшка, в чёрной рясе. Я улыбнулся ему, кивнул и подошёл ближе, чтобы поздороваться. И только вблизи я узнал Женьку — друга, который ехал в поезде, когда всё случилось.

Глава 8

Оказывается, в детстве Женька помогал на алтарных службах в храме, у него мама была верующая. И она явилась ему во сне, как раз на кануне того, как всё произошло.

Она стояла в проходе вагона и держалась на рычаг стоп-крана. Пыталась что-то сказать, но слов слышно не было: только губы шевелились.

Из-за этого сна Женька всё утро не находил себе места. Пытался отвлечься, книгу почитать, кино на телефоне посмотреть — но неприятное, щемящее чувство тревоги не уходило. Наоборот — становилось только хуже.

Однажды мама уже приходила к нему, пару лет назад. Он тогда собирался ехать в Питер на машине, но вместо этого решил навестить её на кладбище и поставить свечку за упокой. И лишь на следующий день узнал, что в то время на трассе из-за погодных условий была крупная авария, в которой несколько человек погибли.

Конечно, и об этом случае он вспоминал тоже, постепенно себя накручивая.

Он ехал в купе с молодой семьёй: муж, жена и девочка трёх лет. Они направлялись в гости к родственникам в Москву, получив отпуск. И если вчера вечером они были веселы и приветливы, то сегодня они вдруг стали молчаливы и мрачны. Даже девочка, которая вчера с весёлым смехом носилась по коридору, заставляя маму гоняться за собой, сидела спокойно, грустно глядя в окно, на