общественным человеком, а вы знаете, что это хуже, чем быть публичной женщиной) (Модзалевский, с. 375).

618

Нет иного хорошего общества, кроме хорошего.

619

Содержание письма приведено в записке «Нечто о Пушкине». Тут же сообщается, что при первой встрече с Соллогубом в Петербурге поэт «отвел его в сторону» и попросил не говорить Н. Н. Пушкиной о письме (Модзалевский, с. 376).

620

С. А. Соболевский вернулся из-за границы 22 июля 1833 г. (ПиС, вып. XXXI–XXXII, с. 41).

621

В. Ф. Одоевский отрицал этот эпизод. См. его возражения на статью П. В. Долгорукова в журнале «Будущность» (1860, № 1), где приводится сходный рассказ о разговоре Пушкина и Одоевского по поводу «Пестрых сказок» (Щеголев, с. 508). В своих возражениях Одоевский утверждал, что к моменту выхода его «Пестрых сказок» (начало апреля 1833 г.) он не был знаком с Пушкиным, между тем их знакомство состоялось не позже января 1830 г. (ЛН, т. 58, с. 258), а 27 марта 1833 г. датирована одна из записок Одоевского к Пушкину (XV, 56). Сообщение Соллогуба и Долгорукова подтверждают воспоминания В. Ф. Ленца (см.: В. Ф. Ленц. Приключения лифляндца в Петербурге. — РА, 1878, кн. 1, с. 442). Экземпляр «Пестрых сказок» (СПб., 1833) был в библиотеке Пушкина (ЛН, т. 16–18, с. 1002).

622

Об отношении Пушкина к Ипсиланти см. т. I, с. 241 наст. изд.

623

«Полководец» был напечатан (без подписи) в третьем томе «Современника», который вышел из печати 30 сентября 1836 г.

624

По предположению Яна Станислава, Шафарик послал Пушкину книгу: P. J. Šafárik. Geschichte der slawisclien Sprache und Literatur nach alien Mundarten (1826). Cm.: Stanislav J. Z rusko-slovenských kultúrnych stykov… Bratislava, 1957, s. 49.

625

Наталья Степановна — Голицына. Пушкин бывал в ее доме (см.: PC, 1900, № 1, с. 102–104).

626

Цвет общества.

627

Княгиня толпеж (труперда — толстая, ленивая женщина; толпёга — бестолковая, неотесанная женщина). (Прим. П. Бартенева.)

628

Княгиня Бельветрил.

629

Отрывок из баллады В. А. Жуковского «Ахилл».

630

Сестры Н. Н. Пушкиной Александра (Александрина) и Екатерина Гончаровы переехали в Петербург и поселились у Пушкиных осенью 1834 г. Наталья Николаевна взяла сестер в Петербург, чтобы извлечь их из деревенского заточения, избавить от деспотизма матери и ввести в свет. Пушкин относился к проекту жены неодобрительно (см. его письмо к ней — XVI, 181), но в конце концов не возражал, представляя себе тяжелую семейную обстановку Гончаровых (см. воспоминания Е. А. Долгоруковой, с. 139 наст. изд.). Упоминаемые Россетом «сплетни» связаны, по-видимому, с именем Александры Николаевны. А. П. Арапова, дочь Натальи Николаевны от второго брака с П. П. Ланским, в своих воспоминаниях сообщает, со слов «старой няни», о романе Пушкина со свояченицей («Новое время», 1908, № 11413). Ее воспоминания крайне тенденциозны: стремясь оправдать мать, она всячески чернит поэта. В поток порочащих Пушкина измышлений включается и рассказ няньки. Он похож на эпизод из бульварного романа. Многозначительно сообщается, как перед своей помолвкой с бароном Фризенгофом (в 1852 г.) А. Н. Гончарова «сильно волновалась, перешептывалась с сестрою о важном и неизбежном разговоре, который мог иметь решающее значение в ее судьбе». Няня подкрепляет свой рассказ «фактом»: «Раз как-то Александра Николаевна заметила пропажу шейного креста, которым очень дорожила. Всю прислугу поставили на ноги, чтобы его отыскать. Тщетно перешарив комнаты, уже отложили надежду, когда камердинер, постилая на ночь кровать Александра Сергеевича, <…> нечаянно вытряхнул искомый предмет. Этот случай должен был неминуемо породить много толков, и хотя других данных обвинения няня не могла привести, она с убеждением повторяла мне: «Как вы там ни объясняйте, это воля ваша, а по-моему — грешна была тетенька перед вашей маменькой». Еще один довод Араповой: «Сама Наталья Николаевна, беседуя однажды со старшей дочерью о последних минутах ее отца, упомянула, что, благословив детей и прощаясь с близкими, он ответил необъясненным отказом на просьбу Александры Николаевны допустить и ее к смертному одру, и никакой последний привет не смягчил это суровое решение. Она сама воздержалась от всяких комментариев, но мысль невольно стремится к красноречивому выводу» (там же). Свидетельство о нежелании поэта проститься с Александриной опровергается воспоминаниями Данзаса (с. 331 наст. изд.). Правда, Данзас не присутствовал при прощании Пушкина с семейством, а другие мемуаристы вспоминают только, что «детей приносили по очереди» для прощания (см. с. 348 наст. изд.), но приносила именно Александрина. Ее муж барон Г. Фризенгоф писал (со слов самой Александрины) Араповой: «После катастрофы Александра Николаевна видела Пушкина только раз, когда привела ему детей, которых он хотел видеть перед смертью» («Кр. нива», 1929, № 24, с. 1). И все же рассказ Араповой возник не на пустом мосте. В конспективных заметках Жуковского имеется запись: «История кровати» (с. 340 наст. изд.) которая может быть сопоставлена с ним. Современники по-разному определяли роль Александрины в доме Пушкиных. В рассказах B. Ф. Вяземской она выступает «добрым ангелом» поэта, поклонницей его таланта и помощницей в домашних делах (см. с. 163 наст. изд.). Свидетельство Вяземской, что «хозяйством и детьми должна была заниматься» Александрина, косвенно подтверждает анекдот о сыне «Сашке», которых! Пушкин рассказывает в письме к Нащокину от 27 мая 1836 г.: «Ему запрещают (не знаю зачем) просить, чего ему хочется. На днях говорит он своей тетке: «Азя! Дай мне чаю! я просить не буду» (XVI, 121). Другие современники поэта писали об увлечении поэта свояченицей. О. С. Павлищева острит: «Александр представил меня своим женам, теперь у него их целых три» (ПиС, вып. XVII–XVIII, с. 168), а 12 февраля А. Н. Вульф уже пишет матери с ее слов: «Ольга утверждает, что он очень ухаживает за своей свояченицей» (ПиС, вып. XXI–XXII, с. 331). О том, что Пушкин якобы влюблен в А. Н., сообщает брату 27 января (в день дуэли) С. Н. Карамзина. «В общем, все это очень странно, — заключает она свое сообщение, — и дядюшка Вяземский утверждает, что он закрывает свое лицо и отвращает его от дома Пушкиных» (Карамзины, с. 165). Вяземский и C. Н. Карамзина шокированы. А. О. Россет отношения в семье Пушкиных определяет иначе: «сплетни». А. А. Ахматова убедительно показала, что «сплетня» была пущена в оборот Геккерном и Дантесом, чтобы опорочить Пушкина и, может быть, спровоцировать его дуэль с одним из братьев Гончаровых (А. А. Ахматова. Александрина. — «Звезда», 1973, № 2, с. 210–218). В распространении этой сплетни участвовали враги поэта, в том числе И. Г. Полетика, которая даже в 70-е гг. продолжала повторять, что дуэль произошла из-за ревности Пушкина к Александрине и боязни, что Дантес