– Вы и без того сделали достаточно, спасибо вам, – поспешно возразила Нессель, и фельдхауптманн качнул головой:

– Нет. Недостаточно. Но сделаю.

– Я могу узнать, что вы задумали, майстер Штайнмар? – нахмурился Курт, и тот пожал плечами:

– Пойти с вами, разумеется. Что проку от двух дней моих стараний, если вас там попросту убьют на глазах у ребенка? Со мною у вас будет ровно на один шанс больше.

Курт молча переглянулся с ведьмой, походя отметив, что Нессель совершенно не удивилась услышанному, судя по выражению ее лица.

– Вы сами говорили, что он опасен, – предвидя возражения, настойчиво сказал Штайнмар. – Утомленный долгой дорогой инквизитор и женщина – что это за противники малефику? Быть может, и я не стану ему сильным противником сам по себе, но все вместе…

– Это дурная идея, – оборвал его Курт и чуть повысил голос, не дав фельдхауптманну ответить: – Вы опасаетесь, что он убьет нас, но что, если убьет вас? Что я потом скажу вашей семье? Какими глазами посмотрю на ваших детей? Что я скажу им?

– Что их отец старался быть достойным человеком, которым они смогут гордиться.

– А гордиться живым отцом им было бы не лучше ли?

– Не хороните меня прежде времени, – криво усмехнулся Штайнмар и, наткнувшись на серьезный, тяжелый взгляд, вздохнул: – На встрече с принцем Фридрихом вы призвали меня поставить себя на ваше место, майстер Гессе, так вот сейчас я призываю вас к тому же: поставьте на мое место себя. Вы бы ушли?

– Я могу упасть замертво прямо здесь, – возразил Курт, – и это ни на что не повлияет. Каспара рано или поздно отыщут наши, Альту рано или поздно отобьют, его рано или поздно казнят. От меня не зависит ни будущее государств, ни судьба моих соотечественников. Я просто служитель, каких сотни; не будет меня – на мое место встанет другой, и все будет, как прежде. Вы готовы пожертвовать счастливым будущим собственной семьи? Хорошо, но готовы ли вы столь же легко принести в жертву будущее трех ортов?

– Меня точно так же легко заменят.

– Кем? – коротко спросил Курт, и фельдхауптманн недовольно поджал губы, не ответив. – Давайте скажем вслух то, о чем мы оба думаем, майстер Штайнмар, какой теперь смысл играть в иносказания и умолчания… Вы, верно, один отдаете себе отчет в происходящем и сохранили полную здравость суждений. Вы один не боитесь влиять по этому здравому разумению на ситуацию, а значит, можете и большее – попытаться повернуть ее к миру; сделаете ли вы это – вопрос второй, это решать вам, но вы это можете. Другие, даже те, кто вашему суждению доверяет, – не смогут. Кого бы ни поставили на ваше место, это будет во много раз худший выбор. Скверный выбор. Губительный.

– Я могу и не сделать того, о чем вы говорите, – заметил Штайнмар тихо. – То, что сегодня я хочу вам помочь спасти ребенка, не означает, что завтра я столь же легко поверну против своих.

– Это не будет поворотом «против», и вы не хуже меня это понимаете, – возразил Курт. – А кроме того, пока вы живы – есть и надежда, что вы передумаете и примете нужное решение.

– И вы хотите, чтобы я, если вы поляжете здесь, остаток жизни думал о том, что сбежал, бросив в бой женщину?

– Хорошо, – снова кивнул Курт, – посмотрите на это с еще одной стороны. Если с вами что-то случится – этой самой женщине все равно придется несладко. И ей, и мне, и, снова скажу, миру между Императором и Сотовариществом. Ваши люди знают, куда, зачем, а главное – с кем вы направились? Отлично. Стало быть, всем вмиг станет известно, в чьей компании вы были, когда погибли; и кого же тогда обвинят в вашей смерти? И каковы тогда будут шансы на мир, если повсюду будут рассказывать о том, как инквизитор и прихвостень герцога Баварского завел в лес одного из переговорщиков и там убил? А так рассказывать будут, даже не сомневайтесь. Последствия – их вы себе вообразите с легкостью.

Штайнмар обернулся назад, туда, где за стеной деревьев остался дом с частоколом, снова перевел взгляд на майстера инквизитора и, наконец, с надеждой взглянул на Нессель. Та качнула головой:

– Он все говорит верно. Уходите, – мягко попросила ведьма, с усилием растянув губы в улыбке. – Если Господу будет угодно – мы спасем ее и без вас, если же не угодно – вы не поможете, но вместе с собою погубите и других. Уходите, и спасибо вам.

– Идите, – повторил Курт настойчиво. – Не о чем размышлять, у вас нет выбора. Вы не принадлежите себе: вы представитель и защитник ваших земляков, и от вас зависит мир в огромной стране. Разумеется, не от вас одного, но и от вас тоже. Рисковать – нет у вас такого права.

Штайнмар переступил с ноги на ногу, точно конь, не могущий решить, двигаться ли ему вперед или развернуться и сорваться вскачь, снова бросил взгляд в сторону оставшегося в глубине леса дома.

– Это будет… – начал он нерешительно, и Курт оборвал его, уверенно договорив:

– …правильно.

Фельдхауптманн вздохнул, огляделся вокруг, будто пытаясь запомнить это место среди деревьев, глубокое небо над вершинами, траву под ногами, двух людей напротив себя; помедлив, шагнул вперед и решительно, резко, точно боясь передумать, выбросил руку вперед.

– Прощайте, – коротко сказал он, крепко и сухо сжав поданную навстречу ладонь, и, не добавив более ни слова, развернулся и зашагал прочь.

– Это действительно было правильно, – тихо сказала Нессель, когда Курт обернулся к ней, пытаясь подобрать слова. – Я не стану упрекать тебя в том, что ты отказался от помощи. Не оправдывайся. Мы справимся вдвоем или не справимся вообще.

Он молча кивнул, не сказав вслух того, о чем подумал: после событий в Бамберге и без того странная набожность ведьмы приобрела пугающую майстера инквизитора глубину и убежденность.

– Мы справимся, – коротко и уверенно отозвался он, наконец сбросив наземь свой дорожный мешок, и расправил ноющие плечи. – Оставь сумку здесь: она будет мешать. Либо позже мы вернемся за вещами, либо они нам не понадобятся уже никогда.

* * *

К дому за частоколом они приближались кругами, точно волки к ослабевшей добыче, останавливаясь через каждые два-три шага, вслушиваясь в лес вокруг и до рези в глазах всматриваясь в чащу на все четыре стороны. Лес вокруг был пуст и тих – кроме пения птиц, ничто не нарушало безмолвия, и кроме желтеющей листвы, шевелимой едва проникающим сквозь заросли ветром, ничто не двигалось.

Стоящий на рукотворной поляне дом Курт и Нессель обошли вокруг, осмотрев частокол и калитку с настолько близкого расстояния, насколько это было возможно. Калитка была приоткрыта, и сквозь широкую щель хорошо просматривалась часть двора – заросшая притоптанной травой земля, валяющееся одинокое полешко, угол бревенчатой стены дома…

– Открыто, – едва слышно шепнула Нессель, когда Курт осторожно сделал шаг назад и в сторону, пытаясь увидеть как можно больше, уловить хоть какое-то движение там, за частоколом. – Почему открыто?