Ночь прошла тихо, как и остальная дорога. Через четыре дня приехали в Тальники, там их уже поджидал Хрустов. Всю пушнину нужно было срочно везти в Тайшет, пока ещё стояла река. За знакомого Ильи Саввича власти взялись всерьёз, и чтобы не подводить его и обезопасить себя, нужно было срочно погасить все кредиты пушниной. Осталось три дня до конца расследования — вот эти дни и решали всё.

Довольный, Илья Саввич рассматривал пушнину, раскладывал её по стопкам, потом упаковал всё, мешковины подписывал угольком. Вскоре стал готовиться к отъезду.

— Ты один собрался ехать? — спросил Родион.

— Один. В первый раз, что ли?

— Я с тобой поеду до Тайшета, а потом вернусь.

— Родя, ты только приехал и сразу уезжаешь? — недовольно сказала Лиза.

— Лизонька, так надо, я быстренько, через день буду дома.

— Что-то случилось?

— Потом расскажу.

Ехать собрались рано утром, а вечером Настенька с Машенькой верхом катались на дедушке и на отце; визжали от счастья, особенно младшая.

— Угомонитесь, потом вас спать не уложишь, — ворчала Лиза.

Рано утром Родион с тестем сели в сани, а другую повозку с мехами привязали к саням и отправились ещё затемно. За день надо было добраться до Тайшета.

— Случилось чего? — спросил Хрустов.

— Обстреляли нас — пришлось отбиваться.

— Когда нету порядка, то его везде нету, — сказал Илья Саввич. — Может, Чирей?

— Мне сказали, что он сгинул ещё три года назад, будто нарвался на пулю. Хотя кто его знает? Сам не видел, а люди наболтают всякого.

— Спасать меня поехал? — спросил тесть, улыбаясь.

— Родня как-никак, — в тон ему ответил Родион.

Они захохотали, довольные шуткой.

В Тайшет приехали, когда стало смеркаться. Хрустов проехал мимо своей усадьбы и остановился на Волостной улице у крепкого дома в четыре окна на улицу. Старик потянулся, хрустнул суставами и громко постучал в калитку, громко залаяли собаки.

— Кого там черти носят? — раздался недовольный низкий голос.

— Кириллыч, выдь на минутку, дело есть.

— Илья Саввич, ты, что ль?

— Да я, выходи.

Со скрипом отворилась калитка, вышел крепкий бородатый мужик среднего роста, одетый в овчинную безрукавку.

— Вот, Кириллыч, принимай, как я и обещал. Это пушнина за твои кредиты. — Хрустов подал меченый мешок. — А вот это тебе за труды.

— Илья Саввич, родненький, век Бога молить буду — выручил. Я уже сухари сушить принялся. Слава богу, Слава богу.

— Знакомься, мой зять Родион, тоже причастный к этому делу.

Кириллыч подскочил и стал крепко жать руку.

— Спасибо, ребятки, дай вам, Бог, здоровья. Вот выручили. Давайте зайдём, отметим это дело.

— Не сейчас, Кириллыч, успеем. Я бы и к тебе не поехал на ночь глядя, кабы не сроки. Потом соберёмся и посидим.

— Какое счастье, как на свет народился, — бормотал Кириллыч.

Через два дня Хрустов принимал у себя Кириллыча.

— Рассказывай, как у тебя доходы с расходами сошлись? Пронюхала чего-нибудь ревизия?

— Слава богу, всё хорошо. У них нету специалистов, чтобы в тонкостях разбираться: цифры сходятся — и порядок. И никому невдомёк, что деньги могут приносить доход.

— Ты не резвись, как только ослабишь внимание, тут же и попадёшься. Это дело такое.

— Страх удерживает от резвости.

— Это хорошо. Кириллыч, я тебе не зря показывал своего зятя, парень достойный, хотя в торговле слаб. Он со временем может приносить тебе золотишко на продажу, так ты прими его, сделай как надо. Если всё пойдёт славно, то у вас связи завяжутся крепкие, а у ребят есть, что тебе предложить, в накладе не останешься.

— Золото не ворованное?

— Золото, добытое на Бирюсе, песок в основном, но есть и самородки.

— А ты куда собрался, что подставляешь мне зятя?

— На всякий случай. Пока я живой, я с тобой связь имею, но предвидеть надо наперёд.

— Парень, значит, толковый?

— За дурня дочку бы не отдал, — сказал Хрустов.

42

Зимой из деревни в деревню поползли слухи — грядёт коллективизация. Что это такое и с чем её едят, никто не знал и даже не догадывался. Вместе со слухами к крестьянам выехали и агитаторы. Они собирали сельчан и рассказывали, как это будет хорошо жить, когда всё будет общим и доступным каждому. Только не до всех доходило, как это можно иметь общее хозяйство. Что значит всё для всех? Не могли понять, как это можно отдать свою скотину соседу, а самому идти к другому соседу и забирать его корову или поросёнка. Но агитаторы делали своё дело терпеливо и не спеша. В середине весны такие люди приехали и в Тальники. Евсей с Родионом готовили плуги и бороны к пахоте: дни стояли погожие, только и занимайся такими делами. После обеда подтянулись Маркел Дронов, братья Никитины и Ки- рьян Лисицин перекинуться парой слов. В предпосевные дни, перед тяжёлой работой, словно магнитом, манило мужиков поговорить да узнать, у кого и как сохранился инструмент, нужен ли ремонт. Бывало, что собирали на телегу всё, что нужно ремонтировать, и везли в соседнюю Камышлеевку в кузницу. Там кузнец толковый и делал он своё дело добротно, и брал за работу недорого. Вот и собирались мужики потолковать о том о сём.

Коляска, запряжённая сытым жеребцом, показалась из леса ближе к вечеру.

— Глянь-ка, кого-то чёрт несёт, — сказал Маркел.

— Почему чёрт? — удивился Кирьян.

— Ты посмотри на коляску: рессора мягкая, значит, кто-то важный катит. А когда кто-нибудь важный с добром приезжал?

— Верно, важные люди едут. Двое вроде бы? — разглядел Семён Никитин.

— Чего-нибудь нужно — зря не поедут, — буркнул Евсей.

Коляска подъехала прямо к сельчанам, из неё первым вышел мужчина средних лет, роста невысокого, с большими очками на носу. Другой был повыше и поплотней, но резвый. Он быстро соскочил с коляски и привязал лошадь к забору.

— Здравствуйте, товарищи, — сказал очкастый, улыбаясь мужикам.

— Здорово, — за всех ответил Маркел.

— Чего сердитые такие?

— Пока радоваться нечему.

— Разговор у нас есть к вам, может, после разговора и настроение поднимется.

— Говорить — это не землю пахать, это мы завсегда, — добавил Маркел.

— Давайте всех соберём жителей, а потом и поговорим — дело касается всех, — предложил другой приезжий.

— Можно и позвать, — тихо сказал Евсей.

— Мишка! — крикнул он сыну. — Обойди всех, пусть прямо сейчас идут