кто и будет ходить сюда, так только молодые. С товаром больше ничего не выходит — вот и пришёл попрощаться с вами, ведь много лет знаем друг друга.

— Хорошо, что пришёл, — ответил Эликан. — Я уже и твоего сына Мишку видел, добрый сын у тебя. Выйдет из него охотник. Мы уже послали человека, завтра ещё подойдут люди, всё что привезли — разберут. Если бы не вы, совсем плохо было бы: муки уже нету, чаю нету, табаку совсем мало. Ничего нету.

— У нас тоже выбор невелик, но самое главное есть. Патронов удалось добыть немного, в прошлый раз совсем не было.

Через три дня всё было распродано, хотя желающие что-нибудь приобрести ещё были. Многие просили в долг, но Евсей как мог разъяснял, что больше они не приедут сюда и рассчитываться им будет не с кем.

Через день все карагасы разъехались по своим стойбищам, остался только род Эликана — здесь была их стоянка на всё лето. Ещё на несколько дней можно было задержаться в стойбище: лёд на реке был крепкий, дорога держалась. Евсей с Эликаном сидели у костра и разговаривали, вспоминали прошлое время, иногда смеялись, иногда грустили. Старики прощались друг с другом. Оробак с Родионом побродили по соседним распадкам, им удалось подстрелить изюбря. Разделав добычу, они жарили на прутиках печень животного и тоже вспоминали время, когда для них не было усталости, когда они днями могли рыскать по тайге в поисках добычи.

Родион посмотрел на готовую печень, достал мешочек с солью и посыпал еду. Оробак засмеялся:

— Не привык?

— Нет, я без соли не могу.

— Сладко, зачем солью портить еду?

— А я тебе и не предлагаю.

— Дома всё хорошо?

— Дома хорошо: дочки растут, баловницы мои, Лиза стала ещё лучше. Ты помнишь же её?

— Сам водил вас к шаману. После этого и у меня сын родился, мал ещё, на охоту не беру.

— Придёт время, и возьмёшь, помощник будет.

— Придёт. Только времена сейчас плохие, как говорит Эликан. Мы не пойдём жить в посёлок, кочевать станем, охотиться станем. Нам сказали, что будем коров разводить, рыбу ловить, оленей разводить. Зачем мне рыба с коровами, корова — это не олень, корове сено надо готовить, зимой кормить, поить разве карагас это будет делать? Рыбу ловить карагас тоже не станет. Что с ней делать? За рыбу муку не дадут. Охотиться карагасу надо: за соболя и белку всё дадут. Мясо можно добыть, изюбря, лося. Кто придумал жить в посёлке? Жизнь будет хуже, чем у собаки. Только и будешь ждать, когда тебе кинут кость. Собака хоть зимой работает, потому её и летом кормят, а если ни зимой, ни летом не работать — кто станет кормить?

— У нас тоже много плохого и непонятного, но мы пока держимся. Живём далеко ото всех: нас и не беспокоят. Если кто и приходит, так мы поговорим, послушаем и всё равно делаем по-своему. Только я думаю, что это ненадолго: тоже начнут указывать, как жить надо.

Мясо пришлось ко времени: вечером наварили полный котёл и стали отмечать прощание. Выпили водки, много говорили, вспоминали. Радовались, что в жизни были такие друзья, которые всегда спешили на выручку, кого всегда было радостно встретить, поговорить, поделиться сокровенным, спросить совета. Только прошло время, и теперь впереди неизвестность, от которой доброго ждать не приходится — только трудности и сомнения.

Утром, пока ещё морозец слегка пощипывал щёки, обоз приготовился в обратный путь. Провожать вышли все: обнимались, дарили друг другу нехитрые подарки. Эликан получил в дар хорошую трубку и кисет табаку, а Оробак принял от Родиона дорогой нож в красивом чехле.

— Пусть он тебе в жизни помогает, — сказал Родион, вручая подарок.

— Спасибо, Родька, а это тебе. — Оробак подал кожаный мешочек с десятком небольших самородков. — Пригодится.

Растроганный Эликан тоже вручил Евсею мешочек с самородками.

— Теперь уже только вам и пригодятся жёлтые камни.

— Родька, я хочу тебе сказать. — Оробак отвёл Родиона в сторону. — В тайге я видел чужих людей, плохие люди. Смотри по сторонам, очень плохие люди.

— Спасибо. Буду посматривать.

— Сегодня к вечеру будете проходить два распадка, где речка впадает, там я видел их неделю назад.

Когда чумы скрылись за поворотом реки, Родион сказал брату:

— Евсей, приготовь карабин на всякий случай.

— С чего бы?

— Оробак сказал, что плохих людей видел, возможно, промышляют разбоем.

Евсей достал карабин и положил рядом с собой.

— Мужикам ничего не говори, а то будут всю дорогу головами крутить, если что, то успеют достать оружие.

Половину дня всё было тихо, только к вечеру, когда стали подъезжать к указанному месту, Родион почувствовал запах дыма, видно, те, кто сидел в засаде, не учли ветер. Он указал брату на одну вершину распадка и на другую. На одной рядом с деревом стоял человек, слегка прислонясь к стволу, на другой вершине стояли двое, даже не пытаясь прятаться, демонстративно держа оружие наперевес. Родион разом вспомнил все приёмы разведчика: он показал пальцем Евсею сначала на него, а потом на одинокого стрелка, а потом показал, что он будет работать на тех двоих. Старший, Евсей, даже ни на секунду не противился приказам брата.

Сухо щёлкнул выстрел, пуля упала рядом с санями Родиона. В ответ прогремели два выстрела подряд. Один из двоих, стоящих на косогоре, покатился по склону, другой упал навзничь. Пока Евсей размышлял, Родион успел выстрелить и по третьему, тот согнулся пополам и упал.

— Гони! — крикнул Родион и хлопнул вожжами.

Лошади, напуганные выстрелами и криками, рванули и понесли. Мужики выхватили свои карабины, оглядывались по сторонам, но никого уже не было. Вскоре распадки скрылись за поворотом, но обоз продолжать мчаться подальше от этого места. Только когда совсем стало темно, они остановились у места прежней ночёвки. Место, укрытое с трёх сторон от посторонних глаз, позволило путникам спокойно отдохнуть.

— Что случилось? — спросил Маркел, неожиданная стрельба его разбудила.

— Стреляли по нам, — сказал Евсей.

— Иди ты? А я самое интересное пропустил.

— И хорошо, спокойнее спать будешь.

— Опять Родька отличился?

— Опять.

— Придётся бутылку ставить, — заключил Маркел.

— Бутылкой не отделаешься — неделю поить будешь.

— Я согласен, только с моей Настей договориться надо, а по мне — хоть и месяц гулять.

— Мужики, придётся ночь караулить, раз такое дело, — сказал Родион.

— Надо, так надо.