«Если бы они знали! Ведь у них было никак не меньше двух тысяч моряков, три фрегата и два брига с пароходом! А у нас «Аврора» и гарнизон — не более тысячи!»

Запросы в парламенте: почему было упущено время, как могли позволить русским укрепиться? Требуют подробностей, расследования, наказания виновников. Вот еще статья… О! Буря в парламенте! В некоторых газетах о Петропавловске писали больше, чем о Крыме. Чувствовалось, что англичане оскорблены.

«Вовремя я запросил награды для Завойко!» — подумал Муравьев и сказал с патриотическим пафосом адъютанту:

— Англичане на Камчатке пощечину получили!

В американской газете карикатура: «Союзная эскадра после сражения с русскими слишком долго исправляется». Статья «Позорное поражение англичан!». Но оказывается, потери наших ужасны…

Корсаков пишет: «Государь в восторге и благодарит вас, Николай Николаевич».

Но что значит «ужасные потери» русских?

Муравьев прекрасно понимал, что промах союзников, которым воспользовался Завойко, англичане постараются исправить, не жалея сил и средств. А европейцы умеют исправлять свои ошибки, силы у них есть. У англичан есть суда и целые эскадры на Тихом океане, в Гонконге и в Шанхае у них станции, Сингапур близок. Теперь, когда они оскорблены, соберут десятки кораблей. В Китае старые морские волки. Англичане, конечно, все приведут в движение, лишь бы смыть с себя пятно. Они очень щекотливы, когда речь заходит о чести флота. Были случаи, что за оплошность адмиралов своих расстреливали на палубе. А что мы можем сделать для подкрепления Камчатки? Камчатка второй раз не устоит!

Но… Был и другой план! Теперь он вспомнил уверения, что на устье Амура мы неуязвимы и флот и селения там в безопасности. Пусть враг только сунется туда, в каких бы силах он ни явился, пусть бьет по тайге и по мелям из своих пушек. Там все будет подкреплено внутренним путем по Амуру! И это при сочувствии китайцев. Но сначала надо спасти героев Петропавловска и наши суда. Вывести эскадру весной при первой возможности и отправить к устью Амура!

Да, теперь надо действовать быстро! Без промедления убрать все! Убрать с Камчатки суда, войска! Оставить партизан, и пусть английский флот, как говорит Геннадий Иванович, является и воюет там с вулканами!

«Имя Завойко на устах у всего Петербурга», — писал Миша. Муравьев подумал: «Теперь Василий Степанович в большой цене себя почувствует… Впрочем, он герой! Слава ему! Тут не смею быть ревнив! Пусть только приведет эскадру…»

Муравьев отписал о победе в Пекин, в трибунал внешних сношений и в Ургу, китайским амбаням, властителям Монголии. Надо было укреплять дружбу и доброе соседство. Все меры приняты: весной отправится по Амуру второй сплав.

И одновременно, на всякий случай, из Америки придут корабли с продовольствием для амурских гарнизонов. Люди туда посланы. Сделаны заказы. Действовать всегда приходится надвое: страховаться.

Через три дня — новая почта. Письма от великого князя, от министров, от родственников и знакомых, масса писем. Град поздравлений посыпался на Муравьева. Все узнали о победе, и все спешили благодарить и поздравлять.

Лед на Лене установился. Известие о победе уже достигло Якутска. И оттуда посыпались поздравления. Преосвященный Иннокентий писал: «С искренней и величайшей радостью имею честь поздравить Вас с дивной, славной и нечаемой победой над сильнейшим врагом, нападавшим на нашу Камчатку… Кто теперь не видит, что если бы не сплыли по Амуру и не сплавили бы хлеб и людей, то теперь в Петропавловске были бы одни головни и пепел». Но даже преосвященный — великий знаток океана и англичан — тут же советовал убрать все срочно из Петропавловска на Амур.

«Как предупредить Петропавловск? С кем, как послать распоряжения? Навигация закончилась. Вот когда нужна бы незамерзающая гавань, из которой могло бы выйти судно, да нет ее!»

— Как послать курьера на Камчатку? — спрашивал Муравьев своих чиновников.

— Трудновато! — отвечали ему сибиряки.

— Сообщения с Камчаткой в эту пору нет…

— Но можно все же…

— Ведь Петропавловск — это Россия, единый материк… Неужели мы по своей России, посуху не можем добраться? Разве мы не хозяева?

— Сможем, Николай Николаевич!

Но вот и гонец! Примчался с Камчатки с рапортом князь Дмитрий Максутов. Муравьев узнал подробности. Победа в самом деле блестящая. Но наши потери велики, убита почти половина защитников, погиб брат Максутова, суда требуют ремонта.

Максутов шел в самые жестокие осенние штормы на иностранном китобойном судне, так как свои выйти не могут.

— А где же шхуна «Восток»? — удивился губернатор.

Максутов ответил, что шхуна «Восток» во время сражения подходила к Петропавловску и, увидя суда противника, благополучно ушла за мыс Лопатка, потом ходила на Курилы, а после боев подходила к западному берегу Камчатки, сдала почту, приняла камчатскую и ушла. С тех пор о ней ни слуху ни духу. В Охотск и Аян она не приходила.

Муравьев вспомнил, что у шхуны течь у винта сильная. А на море штормы.

«Еще одно ужасное известие!»

— Петропавловск отрезан! Так говорят моряки! Но я сужу по-иному, я сухопутный чиновник! — сказал Муравьев. — Надо вовремя предупредить Василия Степановича! У меня есть офицер, который берется проехать зимой на собаках. Есть путь! Его проложили охотники и торговцы! Я иду на это, не имея разрешения из Петербурга. Если будем ждать повеления, упустим все. Василий Степанович заранее должен знать и подготовиться.

Дмитрий Максутов был принят с почетом, обласкан, губернатор задал обед, прием. Максутов помчался в Петербург.

Рассказы его лишь утвердили намерение Муравьева все убрать с Камчатки. Все силы будут собраны на Амуре!

Невельской прав. Камчатка пока не может быть главным портом. Оборонять ее невозможно, хотя Завойко ценой усилий совершил невозможное.

Есаул Мартынов готов. Прежде всего он должен сохранять тайну. Никто не должен знать, куда и зачем он мчится. В Иркутске тем немногим, кто знает, велено держать язык за зубами.

По Лене, потом по тайге, через хребты и далее берегом моря и по западному побережью Камчатки есаул должен к марту успеть в Петропавловск.

Мартынов — богатырь, рослый, смуглый, крепкий как сталь, верткий, ловкий, привычен ко всему, может спать на снегу. У него карие глаза, он скуласт, черноус. Сибиряк, прекрасный охотник, смел, не пьет. На руки ему дано предписание, обязывающее всех исполнять его требования беспрекословно.

Мартынов выехал с приказанием для Завойко весной снять порт, всех людей посадить на суда — идти в Де-Кастри, распространить ложные слухи о цели плавания эскадры. Проводив его, Муравьев написал в Петербург, что на свой риск и страх принял решение снять с Камчатки все.

Почта из Урги. Письмо от амбаней. Новость обрадовала китайцев. Ургинские амбани поздравляют с победой. Пишет из Кяхты градоначальник, что айгунский амбань также узнал и в восторге, что сообщено в Кяхту устно из Урги.