Всем выдали меховые шлемы, темные очки толщиной почти сантиметр, для того чтобы смотреть на атомную бомбу в момент взрыва. Находились от места взрыва мы в 8 километрах. Я не буду говорить обо всех приготовлениях, а только опишу момент взрыва, так как это уже не секрет, и американцы не раз описывали взрывы в Хиросиме.

Взрыв был на высоте до 2 км. Когда надели очки, наступила темная ночь. Ну, например, если закрыть глаза днем, сквозь веки виден дневной свет. Если закрыть глаза еще рукой, все равно как-то свет проходит и не создается темной ночи, а тут сплошная темень.

Затем вдруг в том направлении, куда была обращена голова и глаза, вспыхнул вначале ярко-красный шар, но более яркий, а затем мгновенно этот огненный шар стал больше солнца и осветил кругом, как днем. Звука пока не было. Затем из огненного шара вниз стали закругляться волны, а потом они поднялись вверх в виде грибовидной шапки и раздался сильнейший взрыв.

К стыду и смеху некоторые генералы, видимо, себя так настроили, что полетели со стульев, медик Смирнов'* и другие. В это же время вниз от шара появился хвост, растянулся книзу и через несколько секунд, когда сняли очки, перед собой увидели, что на земле кусты, а затем и ближе к нам трава ровным рядом пригибается. Это взрывная волна шла к нам не быстро.

Все снова насторожились, и когда эта тепловая и взрывная волна дошла до нас, то опять у многих полетели фуражки с головы, и обдало палящим жаром, словно мы попали в 50° жару. Вот и все.

Следовательно, после взрыва атомной бомбы вначале мы видим ярчайший свет (световая волна), затем сильный звук (звуковая волна), затем взрывная и тепловые волны. Скорость их распространения разная.

Через полчаса, когда радиометристы сказали, что на месте взрыва радиоактивность незначительная, мы поехали на осмотр местности, над которой был взрыв. Могу только сказать, что впечатление ужасное от разрушений. Там, где рос дубовый лес, остались только пеньки, а стволы все разбросало, даже близко ничего не было, ну, а дальше мы смотрели бывшие окопы, бывшую технику и т. д., о чем не следует говорить. В окопах были лошади, коровы, некоторые убиты, другие опалены и ослепли.

Одним словом, впечатление страшное. Когда мы приехали обедать, то доложили, что в соседних деревнях, расположенных за 30–40 км, побило стекла.

Надо, чтобы все это посмотрели подлецы из Пентагона, которые пропагандируют войну, тогда бы не захотели воевать, да особенно, если бы дошло до их сознания, что и они, и их семьи будут в случае войны подвергнуты такому разрушительному удару. Тогда, может быть, и образумились . Правда, и нас бы ждала такая же участь.

Через несколько дней вылетели в Китай. Вернулись из Китая. Там не было возможности писать, а только делал заметки, которые могу сейчас расширить[498].

Вылетели из Москвы 28 сентября 1954 года на двух (ИЛ-14) самолетах, по маршруту Москва-Иркутск-Улан-Батор-Пекин. В Иркутске ночевка, еле разместились, да к тому же члены партийно-правительственной комиссии попались капризные, вроде * Михайлова*, увидели меня и давай гундосить: «А почему меня плохо разместили?» Шепилов*тоже ко мне с претензией. Ну, я сказал, что надо не ко мне обращаться, так как я такой же член комиссии, как и вы. Надо сказать секретарю обкома, он встречает, он и размещает.

Ну, в общем, утряслось после того, как плотно «поужинали», где было выпито изрядно. Это тоже плохо, ведь не молодые люди, Булганину 59-й год, Хрущеву уже 60 стукнуло, Анастасу Ивановичу тоже под 60 лет. Я Анастасу Ивановичу сказал об этом, он улыбнулся и говорит: «Ну, это мы с радости, а потом ты нас придерживай». Ну, посмотрим, как будут слушаться… Надо учесть следующее обстоятельство. При жизни Сталина никто из членов правительства не мог никуда за границу летать или ездить, так как он сам не ездил. Ну, а теперь сами власть, да и тем более, приглашены Мао Цзедуном* (правильно: Мао Цзэдун — Прим. ред.), поэтому приятно, что более активные будут контакты, если умело будут использованы…

На аэродроме нас встретил Чжоу Эн Лай* (правильно: Чжоу Эньлай. — Прим. ред.) и другие государственные и партийные деятели. Сразу повезли нас в загородные особняки, где и разместили в разных домах. Михайлов и Фурцева опять в претензии, почему их не поместили в том же доме, где Хрущев, Булганин и Микоян.

Я опять ответил, что размещали китайские товарищи, а мне неудобно вмешиваться, но видно было, что грудастый Михайлов уже успел что-то проговорить с Хрущевым, который косо на меня посматривал.

На следующий день утром все вместе поехали с визитом к Мао Цзедуну. За нами приехал Министр общественной безопасности Ло Жуйцин*, это в прошлом командир дивизии или корпуса, где Мао Цзедун комиссаром[499].

ЦК КПК и Мао Цзедун размещаются в Пекине, в районе, где очевидно в прошлом жили какие-то царственные фамилии, потому что пока добрались до Мао, то мы пересекли вначале каменную стену, затем водяной ров, потом еще каменную стену и ворота, затем поехали вдоль озера примерно 1 км х 1 км, затем каменная стена, где машины остановились…

Я тщательно присматривался к Мао. Я первый раз видел его в Москве, когда он приезжал на 70-летие Сталина. Здесь же я увидел его ближе. И вот, я все более, более приходил к заключению, что он в движениях, в разговоре, в поведении, в походке, в одежде копирует Сталина, а у него в этих привычках полное сходство со Сталиным. Такие же медленные движения и походка, так же одет, как Сталин, так же складывает руки на животе, такая же непродолжительная улыбка и смех, ну, одним словом, сходство большое…

После визита мы вернулись к себе. Хрущев, видимо, был недоволен приемом у Мао Цзедуна. Угощения были только зеленым чаем. Ужинали дома. У нас там же была своя китайская кухня. Повар хороший, но кушанья — половина нам незнакомые.

Например, плавники акулы, креветки, рыбные блюда — это все приемлемо для нас, картофель сладкий, разные специи, это тоже приемлемо. А, скажем, яйца по-китайски — это яйца, лежавшие в земле ряд лет, после чего белок становится янтарем, а желток неизвестно чем, — это для нас неприемлемо. Или какие-то улитки, слизняки всякие и прочее. Это только пробовал А. И. Микоян, да и то после того, как выпивал коньяку…

В тот вечер все сильно набрались. Микоян с Булганиным сильно поссорились. Когда я услышал крики в туалете, то выскочил их разнимать. Булганин, взяв за ворот А. И., кричал: «Ты и Берия не хотел сразу арестовывать, а просил разобраться. Ты у Сталина любимчик был».