Бальзака. За это время получил еще две четверки (по письменному и устному русскому). Два дня не был в школе. Написал и отослал Герке штук 5–6 писем. Получил от него сегодня одно, но хорошее. Меня опять удивляет стиль его письма: надо до умопомрачения влюбиться в Маяковского, чтобы писать такие письма…

Теперь об анализе своего «прорыва». Первое – это то, что студия ужасно мешает всей моей жизни. Тешу себя надеждой, что Ольга Ивановна что-либо может сделать. Но ясно и то, что при желании можно успеть – дело не в этом. Дело в том, что я до того еще слаб, что не могу принять и одной порции уроков. А мне надо принять порции уроков, студии, занятий по русскому (1–2 часа в день), занятий по технике речи (1 час в день), через день я должен ходить в больницу для принятия курса лечения носа, я должен сейчас много читать, все себе делать самому и еще помочь матери. Кроме того, много времени идет на писание Гере писем, на переезды от тети в школу и из школы к тете… Просто ужас!

Вывод такой – спать надо меньше (с часу до семи). Днем спать не надо. Остается 18 часов. Шесть из них занимаются школой, остается 12, из них три часа на переезд и купание – вот тут надо сократиться. Или делать так: ходить пешком, согласуя переходы с отдыхом. После школы – пешком до улицы Горького. Даже немного бегом. Утром бегом до школы. Хорошо, надо испробовать. Остается 9 часов, из них 4 часа (фактически) забирает или студия, или поликлиника с письмами. Остается 5 часов. Два-три часа на диктанты и речь, остается 3–2 часа на уроки. Невозможно. Как же быть? А я очень много еще не учел. Надо завтра попробовать успеть все.

Кроме этого, наблюдался прорыв и в отношении чести, терпеливости и позерства. Как мне найти такую форму, такое состояние, чтобы врать и позировать не было необходимости? В этом-то вся загвоздка. Можно сотни раз давать себе всевозможные обещания на этот счет и никогда их не исполнять, если не принять чего-либо за принцип, за исходную позицию. Надо добиться той простоты, при которой не надо было бы и врать, и пакостничать, и позировать.

В отношении девчат – просто ужас. Я Злату не уважаю, не люблю, а между тем тяну старую волынку. Уж очень любопытно все более и более приближаться к ее телу – видеть ее в одной рубашке, хорошо, что, кроме рук, дело не зашло дальше, да я и не очень хочу. Ладно (хотя совсем не ладно), пускай Златка, но почему вдруг Вика – она-то мне просто не нравится. Опять любопытство. Все-таки 22 года ей… как это все у нее. И потом, жалко ее. А вот вчера Дуся. Она очень хорошая, нежная, добрая. И опять любопытно, как все это у нее. Между прочим, подметил я ужасную вещь и у Дуси, и у Златы: одни и те же слова, одни и те же «запреты», но Дуся искреннее – это меня очень подкупило. И она «не позволяет» брать ее грудь, как-то физически реагирует на это – фу, какой я пошляк! Что я анализирую! Боже, до чего я дошел! Она сказала, чтобы я приходил завтра в пять часов – совру, если скажу, что не приду. А вдруг она сказала это «так»… – и лучше, может быть, это меня чему-нибудь научит… опять же потеря времени – черт с ним. Ну вот тебе, Ролан, задача. Если успеть все сделать до пяти, то поедешь. А пока сяду делать геометрию. А Дуська – очень милая девушка.

15.04.47 г. Вторник

В школе срывов не было. Встал в 6 часов. Поучил кое-что. Только вот пол не почистил.

После школы был в поликлинике. (Кажется, это лечение очень эффективно – насморк заметно спал.) У Дуси был. К несчастью, а может быть, к счастью, ее мамаша оказалась дома – Дуся очень боится, как мне показалось. Когда я вошел, она сидела над немецким. Я почему-то так заволновался, что не сразу нашелся. Снова обуяли чувства, подобные тем, какие я испытал при первых «свиданиях» со Златой. Хорошие и честные, очень добрые, искренние и нежные. У нее очень доверчивые руки, и вообще ее доверчивость делает все наивным и невинным, между тем как я у нее далеко не первый. В четверг обещала поехать ко мне, только просила за ней заехать – заеду. Выполнил не все – много протрепался с одним парнем.

20.04.47 г. Воскресенье

Как это могло случиться, не знаю, но факт таков, что я оставил сумку с дневником в Доме пионеров. Что я пережил, одному богу известно: ведь, если бы дневник попал в руки Ольги Ивановны, было бы очень плохо – а я совсем забыл, что я писал о ней. Мне почему-то показалось, что я писал о ней (если бы это было, то мнение мое было бы резким и очень обидным для нее – она бездарь и плохой человек, женщина в самом плохом смысле этого слова). Но, слава богу, сумка оказалась у Володьки Вещикова. Этот тип, наверное, читал дневник. С его стороны это все-таки низко. Не знаю, как я, но Артем этого никогда бы не сделал. Какой парень все-таки!

Я сегодня перечитал дневник и вижу, что с 1 апреля я все-таки чего-то достиг, во всяком случае первые 10–15 дней я шел ровно, не спотыкаясь, но с какого-то момента пошел вниз. По моральной линии – с Вики и Дуси, по линии организованности – с усиленных занятий в студии; это доказало мою неустойчивость.

Как быть с девчатами? Вот сегодня приезжала Злата, и я чувствовал, что совсем не прочь ее поцеловать, обнять, расстегнуть кофту и пр. В чем дело? Как такие пустяки могут отводить меня от моих принципов? Кроме того, я даже сейчас, подумав об этом, вижу, что я с удовольствием так же обнял и поцеловал и Шурочку, и всякую другую девочку. Какая гадость! А может, это не гадость? К черту! Это не нужно, это отнимает время. Это «хочется» и не «нужно» – задача не ездить (я сейчас и не езжу) к девчатам. Никого не «ловить». И если любить, так любить! Может быть, и можно интересоваться девчатами, но одной, только одной – хотя бы Ларой. Злату, Дусю – ко всем чертям! Болезнь бросить! После 23-го – уроки!