21.04.47 г. Понедельник

Говорят, понедельник трудный день. Очень! Сегодня получил 4 по геометрии, но это ровным счетом ничего не значит: надеюсь получить в четверти 5. Вообще трудно будет только с химией (о, моя тройка!) и физикой (4), а также и с русским. В остальном, пожалуй, все хорошо. Я записывал вчера днем и не описал вечера. Это один из чудеснейших вечеров моей жизни! И если бывает человек счастлив, не удовлетворен, а счастлив, тогда я вчера переживал именно это чувство.

В студии сегодня был зачет. Было много народу, из ГИТИСа и Театра Красной армии и т. д. Была Наташа В. и все наши «старые друзья».

Я почти ничего не делал, только в одном этюде проходил «туда» и «обратно» (сделал пусто). По ходу зачета мне дали еще два задания: первое – сделать Шульгу «за сценой» и дать голос Сталина, тоже за сценой. Последнее сделал более удачно, хотя очень боялся сойти на армянский акцент – это было бы просто ужасно! Но получилось прилично, я стал делать не его голос, а то затихающий, то усиливающийся голос по радио. Но все это было очень мало, давно я не испытывал чувства «в стороне». Все все делали, и хотя я знал, что 23.04.47 г. буду сдавать зачет, но захотелось что-то делать просто сейчас. Мы вышли и объявили третье отделение для «старых друзей». Юмор. Не знаю, что со мной было, но без всякой подготовки даже не нашел твердого сюжета, только объявляя номера, мы (я, Виктор и Артем) хорошо, просто хорошо веселились. Потом я чуть не влюбился в Ларису (только, кажется, уже без всяких чувств) и потом – в совершенно незнакомую девушку в метро… в вагоне было пусто. Невысокого, но хорошего роста, в оригинальном сером пальто, которое снизу немного распахнулось, открыв глазам стройную ногу, обтянутую серым, в скромную клеточку, платьем, стояла, облокотившись о перила около двери, девушка лет 17–18. Она чуть-чуть наклонила голову, и мне видел был ее полупрофиль. Лицо удивительно нежное, бархатное, какой-то особый девичий разрез глаз, а глаза карие и задумчиво строгие. Я обалдел… как дурак, подошел и заглянул в лицо, потом я сошел, двери закрылись и поезд, недовольно загудев, тронулся. Последний раз я увидел в стекле ее лицо (она хотела рассмотреть меня!), и поезд со стоном скрылся в туннеле. Я долго стоял на перроне, глядя, как в туннеле удаляются два красных фонарика… вот и все. Ах, как грустно…

27.04.47 г. Воскресенье

Очень в особенном я положении. Лариса, «друзья», в которых я верил, – не друзья, 18 лет, экзамены, дикция и поступление в институт. А Ларису я все-таки люблю. Писать не буду. Ничего путного не скажу.

29.04.47 г. Вторник

Понял, как надо заниматься дикцией, – как и где угодно: на улице, за общим гамом не разбирают, а если и разбирают, то принимают за сумасшедшего или что-нибудь в этом роде. И то хорошо: «Он шел и ни на кого не обращал внимания, все подчиняя своему девизу: “Дикция! Дикция!”».

Надо заниматься до боли в зубах, почему? Не знаю, но знаю, что именно до боли. Чистить зубы и мыться, кажется, входит в привычку – как бы не сглазить!! А вот с вычищенными сапогами я еще не приучил себя ходить. Аккуратно посещаю поликлинику, но насморк не уменьшается. Может, придется лечь на операцию. Уроки сделал. Много проболтал с Виктором. Написал сочинение «В чем счастье жизни». Ничего. Только нужно закончить. Надо бы каждый день в праздники писать сочинения. На темы, которые дали. С Моргуновым после того раза не виделся. Очень ослабла моя надежда на него…

Написал Герониму письмо. Все.

Ужасно все-таки одному. Златка, какая ни есть, а была единственным «моим» человеком. Но какая она пошлая баба! Фу, гадость! Мне кажется, что эта общая черта женщин (она – будущая чеховская «женщина») – цинизм. А как странно, что у нас с ней «ничего не случилось». Мы оба трусили. Ну и слава Богу.

03.05.47 г

Как далеко словам до дела! Весь вопрос в том, что слово можно сказать, вызвав одно общее чувство, а дело требует ежедневного контроля над собой, особенно «по мелочам». 1 мая пришла Златка. Я с удовольствием пошел с ней гулять, нестерпимо ломался и провожал ее до дому. У ее дома мы, как всегда, стояли около 3–3,5 часов. Все повторялось: и слова, и жесты, и при прощании снова повторилось: «Ну когда же?». Она сказала: «Третьего мая в час дня». Сейчас третье, а ее нет. Я с самого утра был занят тем, что сбывал маму, сбыл, а Златки нет. Неловко перед собой и перед мамой. Она мне, конечно, не нравится, но очень хочется побыть с девчонкой, и именно с ней (потому что с ней не надо «все начинать сначала»). Написал два сочинения: одно писал три дня, а другое – три часа, разница такая же, как и во времени. Это ужасно. Я не умею быстро писать сочинения. Пишу очень безграмотно. Пишу и смотрю на часы: неужели не придет? Она всегда приходила, когда обещала, и больше чем на 45 минут никогда не опаздывала, и то редко.

10.05.47 г

Пишу бессистемно, так как боюсь таскать с собой дневник, потому что я его свободно могу потерять, а мне приходится быть то у тети, то дома. Прижился я у тети бедным родственником и в ус не дую. Эх, отец, отец! Неужели по твоим способностям и уму из-за распущенных желаний тебе приходится прозябать где-то, а твоей семье – приживаться у родственников. «Герой!» Мне надо запомнить все хорошо, что мне сделали дядя и тетя, и ни за что не остаться в долгу. До экзаменов – 10 дней. Очень хочу написать сочинение на 5, но при моей грамотности это почти невозможно. Надо за эти 10 дней как можно лучше заниматься.

Златка так и не пришла, ну и слава Богу! Все… Хотя я все хочу ей позвонить, пускай еще раз, последний, все это пережить. Может, это нехорошо?

Надо меньше писать в дневник: очень много уходит времени.

12.05.47 г. Понедельник

Я – идиот! Что я делал весь год? Почему я не писал каждый день диктантов? Мне сейчас надо думать не о медали, а о том, как бы не написать сочинение на 2. Ведь средняя моя оценка за все сочинения – два, выше нее не было, кроме одной тройки! А