Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Гриша» проходит на траверзе с левого борта, – сообщил Джоунс.
– И что же? – спросил Манкузо.
– Высокие частоты действуют во льду очень здорово, – ответил Джоунс. – Он ищет повсюду. Знает, что здесь есть что-то, но не может определить место.
Капитан поднял трубку телефона.
– Выпустить пару шумовых пятидюймовок, – распорядился он.
Пара отвлекающих шумовых «торпед», волоча за собой след пены, вырвалась с левого борта субмарины.
– Отлично, Манкузо, – одобрительно отозвался Рамиус. – Его гидролокатор замкнется на них. Ему трудно маневрировать во льду.
– В ближайшую минуту все станет ясно. – И едва капитан закончил эту фразу, как субмарину потрясли мощные взрывы. Из носовой части подлодки донесся женский визг.
– Самый полный вперед!
– Странно, что он выстрелил так быстро, услышав отвлекающий звук, – удивился Рамиус.
– Теряем гидролокационный контакт, шкипер, – сообщил Джоунс. Видеоэкран покрылся зигзагами шума. Манкузо и Рамиус прошли в корму. У штурмана на карте был проложен курс.
– Вот оно что, нам придется пересечь вот это место, где кончается лед. Готов поспорить, он знает об этом. – Манкузо поднял голову. Они все еще слышали звуки активного гидролокирования и по-прежнему не могли вести ответный огонь. И вовсе не исключено, что этому «Грише» может повезти.
– Радио! Манкуэо, разрешите мне поговорить по радио! – воскликнул Рамиус.
– Мы так никогда не поступаем, – произнес капитан. – Американская доктрина гласит, что нужно уходить, ни в коем случае не давая понять, что здесь находилась подводная лодка.
– Я знаю это. Но ведь мы не американская субмарина, капитан Манкуэо. Мы – советская подлодка, – заявил Рамиус. Барт Манкузо кивнул. Он еще ни разу не прибегал к этому.
– Всплыть на глубину антенны!
Радист настроил передатчик на частоту морской погранохраны, и тонкая антенна УВС показалась надо льдом. Вместе с ней показался перископ.
– Вот он, совсем близко. Опустить перископ!
* * *
– Радиолокационный контакт пеленг два-восемь-один, – донеслось из динамика.
Капитан «Гриши» возвращался после недельного патрулирования в Балтийском море с опозданием на шесть часов и заранее предвкушал четверо суток отдыха. И тут из гавани Таллинна поступила радиограмма о неопознанной лодке, вышедшей из порта, за которой следовал катер КГБ, затем были отмечены небольшой взрыв недалеко от катера КГБ и тут же несколько гидролокационных контактов. Двадцатидевятилетний старший лейтенант, всего три месяца назад назначенный командиром фрегата, быстро оценил ситуацию и дал залп по тому месту, где находился гидролокационный контакт, представлявший, по мнению его гидролокаторщика, подводную лодку. Теперь командир фрегата раздумывал, а не совершил ли он ошибку и насколько ужасной она может оказаться. Он знал лишь одно, что не имеет ни малейшего представления о том, что здесь происходит, но, если он преследовал подлодку, она уходит на запад.
И вот теперь радиолокационный контакт по носу. Тут же заговорил динамик, настроенный на частоту пограничной охраны.
– Прекрати огонь, идиот! – завопил мужской голос, повторив это трижды.
– Опознайте себя! – ответил командир «Гриши».
– Это «Новосибирский комсомолец»! Какого черта вы ведете огонь боевыми снарядами во время маневров! Это вам нужно опознать себя!
Молодой офицер уставился на микрофон и выругался, «Новосибирский комсомолец» был подлодкой, ведущей специальные операции, которая базировалась в Кронштадте, все время занимающейся «спецназовскими» играми…
– «Крепкий».
– Спасибо. Мы обсудим случившееся послезавтра. Конец связи!
Командир посмотрел на личный состав, находящийся на мостике.
– Какие еще маневры?
* * *
– Очень жаль, – заметил Марк, вешая микрофон. – Он хорошо вел себя. Теперь ему понадобится несколько минут, чтобы связаться со своей базой, а потом…
– Больше нам ничего не нужно. И они все еще не знают, что произошло. – Манкузо повернулся к штурману. – Каков самый короткий путь?
– Курс два-семь-пять, расстояние одиннадцать тысяч ярдов.
На скорости в тридцать четыре узла это расстояние субмарина прошла очень быстро. Десять минут спустя «Даллас» находился в нейтральных водах. Все, кто был в боевой рубке, почувствовали, как спало напряжение. Манкузо изменил курс в направлении большей глубины, приказал сбавить скорость до одной трети и вернулся к гидролокации.
– Ну вот и все, – объявил он.
– Так все же что случилось, сэр? – поинтересовался Джоунс.
– Просто не знаю. что тебе и сказать,
– Как ее зовут? – со своего места Джоунс видел, что делается в коридоре.
– Я и сам не знаю этого. Пойду спрошу. – Манкузо встал, пересек коридор и постучался в дверь каюты Кларка.
– Кто там?
– Сам догадайся, – ответил Манкузо, Кларк открыл дверь. Капитан увидел молодую женщину, хорошо одетую, но с мокрыми ногами. Затем из гальюна появилась та, что постарше. Она была одета в рубашку и брюки цвета хаки – это обмундирование принадлежало главному механику «Далласа». В руках она держала свою мокрую одежду, которую вручила Манкузо, сопроводив русской фразой:
– Она хочет, чтобы вы высушили и выгладили ее вещи, шкипер, – перевел Кларк и расхохотался. – Это и есть наши новые гости. Госпожа Герасимова и ее дочь Катрин,
– И что же в них особого? – спросил Манкузо.
– Мой отец – глава КГБ! – сообщила Катя.
Капитан едва не выронил переданную ему мокрую одежду.
* * *
– Нас сопровождают, – заметил второй пилот. Самолеты приближались справа, на них сверкали проблесковые огни. Пара истребителей-перехватчиков. – Сближаются очень быстро.
– До побережья двадцать минут лета, – сообщил штурман. Пилот уже давно заметил впереди береговую черту.
– Черт побери! – выругался полковник фон Эйк. Истребители промчались меньше чем в двух сотнях ярдов по высоте, чуть больше по горизонтали. Через мгновение VC-137 подбросило на их выхлопных газах.
– Внимание управления воздушно-диспетчерской службы, говорит американский самолет ВВС рейс номер девять-семь-один. Мы едва не столкнулись в воздухе с неопознанными самолетами. Что там происходит, черт побери!
– Дайте мне поговорить с советским офицером! – послышался чей-то голос. Он явно принадлежал не авиадиспетчеру.
– Я являюсь командиром этого самолета и лично веду все переговоры, – ответил полковник фон Эйк. – Мы летим на высоте одиннадцать тысяч шестьсот метров, курс два-восемь-шесть. Это тот курс, который стоит в нашем полетном плане, в выделенном нам воздушном коридоре. У нас неисправна система электропроводки. Нам вовсе ни к чему, чтобы какой-то безумный летчик-истребитель играл с нами в пятнашки. Это американский самолет с дипломатической делегацией на борту. Вы что, хотите начать третью мировую войну? Прием.