Выяснив слабость кирилловского движения, ОГПУ направило свои усилия на установление связей ВРНО с немецкой и английской разведками. Имевшие место контакты с представителями немецкой разведки развития не получили.

Более результативна была «английская линия» в операции «Синдикат-4» через агента ОГПУ, бывшего генерал-майора Генерального штаба П. П. Дьяконова, имевшего обширные связи с русской белоэмиграцией. В 1926–1927 гг. Дьяконов провел переговоры о поддержке «антисоветской» деятельности ВНРО с английскими правыми консерваторами Локар-Лемпсоном – руководителем парламентской фракции консерваторов, Биркенхедом, Детердингом и др.

После этого за границу был направлен агент ОГПУ бывший военный юрист полковник А. Н. Попов, который от имени ВРНО встретился с вышеперечисленными английскими политическими деятелями, а также провел переговоры с уполномоченным начальника русского отдела МИД Великобритании Моором. На переговорах присутствовали бывший начальник английской разведки в России Торнхилл и руководитель английской разведки в странах Прибалтики Мак-Ферзон. Имя Тухачевского «как предполагаемого военного диктатора после свержения советской власти» упоминалось в подписанном 17 апреля 1928 г. плане командировки Попова и другого агента ОГПУ Де Роберти в Париж, Берлин и Лондон. На вопрос, кто будет в случае благоприятного переворота в Советской России поставлен во главе движения, агентам ОГПУ следовало отвечать: «Вероятнейшим спасителем России от возвращения комвласти и способом удержания благоприятных результатов предполагаемого переворота является диктатура лица, которое в момент переворота будет избрано поднявшими меч… Считаясь со свойствами характера, с популярностью как в обществе, так особенно в армии, и с жизненной подготовкой, организация наметила на эту роль Тухачевского, который, конечно, об этом не знает, но окружение его в этом случае настолько подготовлено в нужном направлении, что у нас нет никаких сомнений, что в решительную минуту он будет с нами и во главе нас».

В своем отчете от 27 июля 1928 г. о поездке во Францию Попов докладывал: «Во время второго свидания Кутепов поднял вопрос о переходном времени и необходимости на этот период установления твердой и сильной диктатуры. «Фотограф» (псевдоним Попова. – Авт.) ответил, что этот вопрос у нас разбирался и что мы именно решили, что первые 1 %-2 года… мы предполагали установить на этот срок диктатуру. Тогда Кутепов задал сразу вопрос, как мы в этом случае смотрим на Тухачевского. Таким образом, очевидно, Мельгунов (возглавлял группу белоэмигрантов, объединявшихся вокруг журнала «Борьба за Россию». – Авт.) передал Кутепову разговор с ним на эту тему, во время которого «Фотограф» указывал ему на Тухачевского как на предполагаемого нами в будущем диктатора. К этому времени Кутепов уже достаточно выпил, и «Фотограф», отвечая ему, заявил, что нами был намечен этот кандидат только потому, что в своих рядах мы не находили человека, пользующегося в армии и у населения такой популярностью и симпатией, как Тухачевский».

Прибывший в Москву в ноябре 1928 г. для перепроверки деятельности «Внутренней российской национальной организации» Огарев, представитель Кутепова, сообщил, что руководитель белоэмигрантского «Народно-революционного союза» в Париже Г Алексинский (бывший член 2-й Государственной думы от большевиков, подписавший в июле 1917 г. статью, «…разоблачавшую денежные связи В. И. Ленина с немцами») обращался к представителю французского Генерального штаба с просьбой оказать финансовую помощь для развития антибольшевистского движения среди эмиграции. В своем ответе французский представитель финансирование эмиграции обусловил получением разведывательных сведений: «…Денег дадут немедленно, если Алексинский будет доставлять материалы о вооруженных силах СССР В частности, ему было указано, что Генштаб интересуют сведения… о возможностях пропаганды в войсках идей бонапартизма путем выдвижения Тухачевского…»

25 апреля 1929 г. Попов писал С. П. Мельгунову, возглавлявшему одну из белоэмигрантских групп, заведомую ложь, которая укладывалась в общую дезинформационную схему: «Политическая обстановка в СССР обострилась до такой степени, что сейчас мы находимся накануне полосы открытых действий населения против большевизма… Три года назад мы еще не думали об открытых боях, сейчас же они стоят на очереди дня, и не столько благодаря деятельности нашей организации, сколько ввиду огромного подъема народной антибольшевистской стихии. В 1929 г. мы намерены впервые ударить по чужим рукам. Боевой план действий разработан нами объективно и достаточно серьезно…»

Агентура ВЧК – ОГПУ распространяла внутри страны и за рубежом слухи о якобы несоветских, бонапартистских настроениях Тухачевского, о группировании вокруг него различных антисоветски настроенных элементов из числа бывших офицеров и генералов русской армии. Распространялись также за границей и в СССР ложные слухи о существовании в РККА антисоветской организации и принадлежности к ней Тухачевского.

Таким образом, начиная с 1922 г. и по 1930 г. органами ВЧК – ОГПУ была создана версия о политической неблагонадежности М. Н. Тухачевского, С. С. Каменева и других военачальников и использована для дезинформации иностранных разведок и белоэмигрантских центров.

И не только это. Существовала угроза, что полученная дезинформация будет воспринята всерьез и запустит работу генеральных штабов, основываясь на полученной дезинформации. В 1927 г. с Англией этого не произошло. Это произошло позднее с Францией, когда французский Генштаб не мог не рассматривать всерьез возможность военного свержения существовавшего в СССР строя. Но как бы то ни было, запущенная дезинформация, пройдя через сито иностранных разведок и генеральных штабов, а также белоэмигрантских центров, возвращалась назад в виде достоверной информации, что давало все основания для ожидания неминуемой военной интервенции.

Операция «Синдикт-4» прекратила свое существование в 1930 г., так как агенты ОГПУ были заподозрены в причастности к исчезновению 26 января 1930 г. председателя РОВС Кутепова.

Из служебной записки: «В архивах КГБ при Совете министров СССР имеются и некоторые другие данные, говорящие о том, что органы ОГПУ, легендируя существование антисоветских организаций с различными наименованиями, вводили в игру имя Тухачевского и других руководящих работников Красной армии и советских государственных учреждений, сообщали на них иноразведкам различные ложные компрометирующие сведения».

Органы НКВД наряду с ничем не обоснованной компрометацией М. Н. Тухачевского старались держать его в поле своего зрения и предпринимали меры по освещению его взглядов и настроений. Тухачевский, как и другие военные специалисты, разрабатывался органами НКВД, причем в его агентурной разработке принимали участие сотрудники НКВД, которые участвовали и в легендированной разработке операции «Трест». Распространяемые агентами «компрометирующие» сведения о Тухачевском становились достоянием третьих лиц и возвращались назад в эти органы уже по другим каналам как агентурные данные. Получаемые таким путем материалы, как правило, не проверялись, а до определенного времени накапливались в архивах НКВД СССР

На Х Пленуме Исполкома Коммунистического интернационала (3-19 июля 1929 г.) утверждалось о наличии угрозы безопасности Советского Союза: «Нападение империалистов на Союз Советских Социалистических Республик является главной опасностью. Об этом свидетельствуют новые попытки создания и расширения антисоветского военного блока, лихорадочное вооружение граничащих с Союзом Советских Социалистических Республик государств (реорганизация румынской армии, бешенное вооружение Польши при помощи французского Генерального штаба, реакционный переворот в Афганистане при участии Англии и т. д.) и систематические провокации конфликтов с СССР путем нападения на дипломатические советские представительства.