Баркасы — первый с «Созвездия», второй с «Ветра» — причаливали. Пусть поход обещал стать приятной прогулкой, Ягоб Лагар не собирался отпускать Арроя одного. Запретить вольному капитану идти туда, куда он хочет, нельзя, и Рене махнул на приятеля рукой.

Гребцы опустили весла, изготовившись ждать возвращения капитанов. Рене спрыгнул на землю первым. За ним, не забывая подмигивать хорошеньким женщинам, последовал Ягоб. Рене же, хоть и слегка улыбался, по сторонам не глядел. Легкой, почти эльфийской походкой, так не похожей на моряцкую развалочку, он шел к старому Эрику.

Герика знала, что сейчас произойдет. Глава Совета паладинов примет из рук уходящих особые ключи от якорных цепей, которые будут храниться в зале Совета до того дня, когда «Созвездие Рыси» вновь войдет в родную гавань, или же вечно, если корабль не найдет дороги домой.

Эстель Оскора видела эти ключи, укрепленные на черной каменной доске, где выбивались название корабля, имя капитана и год, месяц и день, когда тот в последний раз покинул Идакону. Под черной доской стоял массивный стол с гематитовой крышкой — именно туда Эрик на закате водрузит принятые им ключи.

Рене, уже встав на одно колено, протягивал старейшине узкую шкатулку, которую тот и принял с известными каждому маринеру словами: «Уходи и возвращайся, что бы ты ни встретил в пути».

«Я вернусь, — ответ тоже был всем знаком и все равно казался клятвой, — потому что меня ждут».

Слова были сказаны, ключи отданы. Наступало время прощания, но Максимилиан нарушил обычай, и причал огласило торжественное и строгое пение. Как бы ни относились маринеры к Церкви Единой и Единственной, не почувствовать торжественности и уместности непонятного напева они не могли. Отзвенели последние усиленные водой звуки, и кардинал произнес короткую проповедь. Она не вызвала восторга, но и отторжения не последовало. Клирик был во многом прав, и он желал путникам удачи, а она никогда не помешает.

Рене Аррой, получив благословение Церкви, подошел к своему сыну и наследнику, рядом с которым стояла Белка. Следующей станет Герика, после чего на площадь выкатят бочонки с атэвскими винами, и Идакона выпьет за попутный ветер и возвращение… Люди знали, что будет дальше, вернее, им так казалось.

5

Пронзительный кликушеский вопль, раздавшийся над бухтой, заставил многих вздрогнуть. Даже тех, кто по праву считался неустрашимым.

Зенобия пришла на причал отнюдь не из любопытства. Исступленно крича, нянька Ольвии тыкала пальцем в сторону Рене, а с уст ее срывались проклятия. Сотни людей ошалело слушали разносящиеся далеко страшные слова. Старуха знала, куда ударить, и била наотмашь:

— …чтоб ты ждал смерти и не мог дождаться, чтоб тебе стать защитником своих врагов и губить своих друзей… Чтоб ты никогда не вернулся к своей шлюхе, чтоб вы до смерти бежали друг за другом и не догнали! Да не найдется такого камня, где б ты приклонил свою голову, пусть не будет у тебя могилы ни в море, ни на земле, пусть твоя память станет пыткой, а память о тебе — позором… Чтоб увидел ты, как твое семя пожирает друг друга, а твой дом зарастает волчцами, чтоб… — Старуха схватилась за горло и, испустив короткий глупый звук, завалилась за спину; юбка задралась, стало видно, как дергаются в конвульсиях иссохшие ноги. В шее Зенобии торчал кинжал с роговой рукояткой.

Люди растерянно оглядывались, но Роман, стоявший позади Рене, уже мчался к кучке гоблинов.

— Разве ты не знать? — удивилась Криза. — Проклятье не жить, если убивать ведуна, пока он не кончать… Ты чуть не опоздать!

— А ведь она дело говорит! — Пожилой маринер вздохнул с явным облегчением. — Так и есть: нет колдуна, нет и колдовства…

— Вот ведь гадина! — в сердцах плюнула какая-то женщина. — Шлюхой была, шлюху воспитала, и туда же… Да любой другой эту Ольвию с ее Ганком… Еще пятнадцать лет назад…

Поступок Кризы вызвал живейшее одобрение, и раскрасневшаяся от смущения орка юркнула за спину Уррика со словами: «Мне они нравиться… Оба. Капитан и невеста. Я хотеть, чтобы они встречаться и жить вместе! Старая мешать…»

— Спасибо тебе! — Рене уже стоял рядом. — Хотя убивать ее вряд ли стоило, старая ведьма совсем рехнулась!

— Она не была безумна, — не замедлил сказать свое веское слово Максимилиан. — То, что она творила, совершенно очевидно являлось Недозволенной магией, причем направленной на то, чтобы нанести смертельный вред. По закону это преступление, карающееся смертью. Да, эта девушка поспешила, но лишь потому, что сочла необходимым остановить смертельно опасное колдовство. Именем Церкви нашей Единой и Единственной я, ее смиренный слуга, свидетельствую и утверждаю, что именуемая Кризой невиновна и поступок ее угоден Творцу нашему!

На сей раз выступление клирика было встречено восторженным ревом. «Вот так и завоевывают сердца и души», — подумал Рене и столкнулся взглядом с Геро.

Тарскийка слышала все. Чудовищный дар действительно покинул женщину, и волна Силы, которая смела бы мерзкую старуху с лица земли, не поднялась. Только сердце сжала лапа зимы, и оно судорожно забилось, не желая становиться куском льда.

— Мне это не нравится. — Голос звучал откуда-то издалека, но повелителя Лебедей Геро узнала. — Не пойму, в чем дело, но что-то произошло…

— Я тоже почувствовал, — откликнулся Клэр. — Их надо остановить…

— Поздно. Они все равно уйдут, они должны уйти… Это та судьба, против которой нельзя бороться, именно потому, что ее можно победить. А затем… Затем наступит конец всему…

Дальше Герика не слушала. Она как могла быстро пробивалась к Рене, и люди с готовностью расступались. Император стоял рядом с гоблинами, рядом маячил Максимилиан, сверкали синие очи Романа, но уходящий все равно был один.

— Капитан! — Она впервые назвала его так. — Или убей меня на этой площади, или возьми с собой.

Ей не было никакого дела до восторженно-одобрительных взглядов, которыми обменялись люди на площади. Ей вообще не было ни до чего дела. Она видела только Рене.

— Ну разумеется, ты будешь со мной. Назло всем проклятиям! Как я теперь могу тебя оставить?!

— Правильно! — просияла Криза. — Это нужное дело, да. Нельзя расставаться, если можна потом теряться! Я так хотеть для тебя счастье!

— Спасибо, плясунья. — Рене положил руки на плечи девушке. — Вот, возьми на счастье… — Протянув орке свою шпагу, император звонко расцеловал девушку в обе щеки. — Теперь ты моя сестра. Сестра по оружию.

— Мы всегда быть тебе и твоим потомки сестра и брат. — Криза протянула обе руки к Рене, а Уррик громко добавил:

— Клянусь именем Истинных Созидателей, орки Стаи Седого Поля вечно будут друзьями Арроев. В беде и радости!

— В радости и беде! — подтвердил герцог, а Герика, лихорадочно сорвав с руки браслет, протянула его гоблину.

— Уррик! Это тебе… На память обо всем, что было… Обо мне, о Шандере и, — она улыбнулась, — о Преданном.