Королевская верфь высилась перед ним, освещенная в полутьме. Должно быть, рабочие трудились по сдельной плате – на Сардинии опять неспокойно. «Да, я был виночерпием у короля Мартина», – ответил Уго советнику; «Но всегда хотел стать mestre d’aixa», – подумал теперь, вдыхая запах моря, смолы и древесины. На него накатила грусть.

Когда он шел по Рамбле, то вспомнил о совсем иных временах – как он выслеживал Лысого Пса, чтобы вернуть сандалии. Местность с той поры сильно изменилась. По широкому руслу Кагалеля все еще текли в море отходы и дождевая вода, но о рынке на берегу, где раньше торговали козьим и бараньим мясом, теперь напоминали разве что следы крови забитых животных. С появлением в Равале новой стены прежние укрепления, спускавшиеся почти по прямой линии от Санта-Анны к морю, потеряли свое оборонительное значение – там выросли фруктовые сады, появились дома, к стене начали делать пристройки. С разрешения короля эту стену будут использовать так же, как стены, построенные еще во времена Рима, – для поддержки и укрепления новых домов.

Уго прошел между двумя башнями, образующими ворота Бокерия, – единственными, которые обладали некоторой красотой и монументальностью. Остальные были, в сущности, простыми военными башнями – одни примыкали к разным воротам города, другие возвышались над самими стенами. Выйдя на улицу Бокерия, Уго пошел к своему дому.

Прохлада ночи, море, прогулка… память минувших дней наполнила его движения энергией и ритмом. Он не стал mestre d’aixa, но стал королевским виноделом, и именно виноградарство дало ему все, что у него есть. А теперь он будет членом Совета Ста. Быть может, оттуда ему удастся помочь Барче. Мавританка хорошо держится. Так говорили рабы из дворца епископа, всегда готовые поделиться сведениями в обмен на пару плошек вина и кусок сыра. По их словам, Барча криками отгоняла от себя болезни, снедающие других заключенных. «Думаю, это еще связано с тем, что она хорошо питается и у нее есть теплая одежда», – заметила Катерина, глядя как раб-турок покидает таверну через задний двор. Она всегда боялась, что зимняя одежда, которую они передавали Барче, может не добраться до мавританки.

Уго был удивлен, что в такое время в таверне много посетителей: скоро пробьет колокол в замке викария. В конце одного из столов толпилось около дюжины мужчин. Они смеялись, кричали и пили. Уго хмыкнул. Катерины он не увидел, – должно быть, она уже была наверху, – но заметил Педро, молодого парня, которого они наняли во время лавины церковников по просьбе одного из бенефициаров церкви Пресвятой Троицы, который принимал участие в мальчике с тех пор, как тот остался сиротой. После конклава Уго и Катерина решили не расставаться с ним. Педро было лет четырнадцать, он был внимательным и расторопным. Но сейчас он подошел к Уго неверной походкой, с разбитым лицом.

– Что случилось? – спросил Уго. Он взял мальчика за подбородок и осмотрел синяки. – Где Катерина? – (Мальчик не ответил. Вместо ответа кивнул в сторону длинного стола, где веселились и кричали мужчины.) – Ты хочешь сказать…

– Клянусь, я пытался ее защитить…

Уго побежал, ослепленный яростью. Катерину было почти не видно за стеной мужчин. Русская сидела во главе стола, ее волосы были взлохмачены, белизна лица померкла, бледные глаза налились кровью. Она увидела винодела… а быть может, и нет. Уго замер, когда понял, что рука одного из мужчин сжимает грудь Катерины. Чулки у нее были спущены до щиколоток. Рука другого копошилась у Катерины между ног, еще один из-под стола просунул туда голову. Мужчины вокруг смеялись, лапали русскую; она вяло и бессильно пыталась сопротивляться. Катерина уворачивалась от поцелуя одного, и в этот момент ее целовал другой. Едва один убирал руку с ее груди, руки другого тут же начинали мять ее заново.

– Сукины дети! Сволочи!

Уго схватил ближайшего подонка за волосы и сбросил со скамейки. Реакция пьяниц была заторможенной. Одного винодел ударил деревянной миской, другого сшиб кулаком. Вскоре Уго понял, что Педро дерется вместе с ним, – мальчик протянул виноделу кочергу, а сам вооружился поварешкой, которой помешивают олью. Оба безжалостно молотили пьяниц. Сопротивления почти не было. Большинство просто вывалилось из таврены, ругаясь и крича, а кто-то падал на пол. Избежавшие ударов со смехом выбегали на улицу. Расправляясь с пьяницами, Уго приметил, что один пытается выползти из-под стола на четвереньках. Едва он начал подниматься, как сокрушительный удар по почкам вновь повалил беглеца на пол. Уго замахнулся кочергой, чтобы его добить, но на его пути встал Педро.

– Не стоит его убивать, – сказал мальчик, отражая удар, – так мы наживем много проблем. Я позабочусь о ней, – добавил Педро, указав на Катерину; обессиленная, она опустила голову на стол, безвольно свесив руки.

После кратких препирательств мальчик забрал у Уго кочергу. Тогда разгневанный винодел пнул уползающего к двери мерзавца в лицо.

На следующее утро Катерина не вымолвила ни слова – она беспрерывно плакала и была не в силах подняться с постели. Уго принес еду – Катерина к ней не притронулась. Вниз она не спускалась. Время от времени Уго поднимался к ней – тогда Катерина поворачивалась к нему спиной. В полдень он принес еще еды – подогретую вчерашнюю олью.

– Где ты был? – упрекнула его русская, едва Уго вошел.

Он испугался, увидев Катерину: обхватив себя руками, она стояла перед окном в ночной рубашке, которую Уго надел на нее накануне вечером. Волосы ее были расчесаны.

– Ты знаешь, что я был с Мерсе. Ты не захотела пойти…

Катерина не удостоила его взглядом. Уго поставил миску на стол.

– Всю жизнь у меня были хозяева, которые насиловали меня и принуждали исполнять их прихоти. У меня никогда не было друзей. А потом появился ты… и Барча.

– Я все еще с тобой. И я тебя люблю…

Катерина уклонилась от объятий:

– Вчера тебя не было.

– Но…

– Вчера я снова стала рабыней…

– Нет, Катерина, это все из-за вина…

– Нет, Уго, это из-за одиночества. А вчера я была одинока, совсем одинока. Ты часто куда-то уходишь; если не торгуешь вином, то идешь к дочери и внуку. Барчи тоже нет… Я твоя женщина, но не могу стать твоей женой из-за Рехины. И я задаюсь вопросом…

– Я люблю тебя, – прошептал Уго, пытаясь приблизиться.

– А если завтра я снова напьюсь и тебя опять не будет рядом?

– Я… буду рядом. Клянусь.

Катерина выдавила из себя улыбку и покачала головой:

– Ты не должен бросать дочь и внука. Они кровь твоей крови, они твоя