– Катерина…

– Оставь меня, – проговорила она, не отрывая взгляда от домов Барселоны, которые высились за улицей Бокерия.

В последующие дни Уго избегал навещать Мерсе и Арнау. Он передал дочери через Педро, что Катерина плохо себя чувствует. После драки посетителей в таверне стало меньше. Слухи и сплетни заставили многих горожан обходить это место стороной. Кто-то с отвращением заглядывал внутрь и сразу уходил. Уго предполагал, что это продлится несколько дней, пока все не забудут о побоище. Однако удача от него отвернулась – и те немногие, кто заглядывал в таверну, в итоге быстро уходили.

Катерина все еще сидела в одиночестве на верхнем этаже. Порой она плакала, хотя большую часть времени просто молча смотрела в окно.

– Если так и будет продолжаться, посетители к нам не вернутся и таверну придется закрыть, – сказал Уго однажды ночью.

Катерина лежала в постели – к нему спиной.

Уго лукавил. Основной доход приносило вино, которое он продавал целыми бурдюками цеховым мастерам, торговцам и богатым ремесленникам. Вино, разливавшееся в таверне, хоть и пользовалось хорошей репутацией в городе, продавалось хуже. Прошло чуть больше года, а Уго уже сумел выкроить себе хорошее место на оптовом рынке. Он покупал отличное вино. Отправлялся к писарям на площади Сант-Жауме и диктовал заказы на покупку вин из мест, где он бывал в бытность шпионом Рожера Пуча: Мурвьедро, Кариньена, Виналопо… Кроме того, по настоянию Герао и при его же деятельной помощи Уго решился запросить вина из Неаполя и Калабрии через консульства Барселоны в этих регионах, хотя еще и не получил ответа. Поначалу Уго хотел доверить писание писем дочери, но затем вспомнил, что просил о том же Рехину, и от возможного сравнения Мерсе с женой ему стало не по себе. Закончив с письмами, он отвозил их в почтовое отделение на улице Бория, откуда их рассылали по адресам. Некоторые переговоры оказались плодотворными – Уго пришлось использовать векселя для оплаты товаров за пределами Барселоны. В этом ему вновь помог Герао. Наконец, среди прочего Уго раздобыл вино из Мурвьедро на продажу и за короткое время сумел заработать хорошие деньги.

Катерина знала, что большая часть их доходов зависит от вина, которым занимается Уго. И пока тот диктовал письма, ходил на почту и развозил вино по домам покупателей, она занималась таверной – это была ее территория.

На следующее утро, едва рассвело, женщина пинком разбудила Педро, спавшего внизу на матрасе перед очагом. Она распахнула двери и вышла на середину улицы Бокерия. Поглядела по сторонам. В столь ранний час на улице было мало народу – одна женщина тем не менее с любопытством наблюдала за ней с балкона. Катерина вернулась в таверну и занялась приготовлением завтрака и уборкой. Она без конца кричала на Педро, который все ее упреки – справедливые и несправедливые – принимал с улыбкой.

Завтракали втроем: приличное вино, которое пили посетители, сухой хлеб и солонина.

– Мне надо отправиться по лавкам, – сказала Катерина, – вы все запустили. Еды нет. Ты пойдешь со мной, – велела она Педро и затем повернулась к Уго. – А ты присмотришь за таверной?

Уго кивнул. Катерина вела себя так, словно ничего не произошло. Она смело и решительно вышла на улицу за покупками, хотя половина Барселоны, должно быть, судачила о том, как женщина в пьяном угаре отдавалась посетителям. Уго подошел к двери и услышал, как она приветствует Рамона, портного, чья мастерская примыкала к их таверне со стороны площади Сант-Жауме. Ей требовалось попасть в Старый город, поскольку в Равале пока еще не было рынка. У виноторговца сложилось впечатление, что портной медлит с ответом, а когда он все же открыл рот, Катерина уже здоровалась с Марией, женой плотника, чья мастерская тоже находилась неподалеку. После этого она наткнулась на мастера по изготовлению ножен, грубияна, с которым почти никто не общался. Как-то раз Уго обратился к нему, чтобы купить ножны для дивного кинжала Барчи, рукоятку для которого выточил Жауме. Но мастер, хоть Уго и представился соседом, вел себя по-хамски, и Уго ничего не купил. Тем утром Катерина поприветствовала грубияна почти криком, будто тот стоял не около нее, а в своей мастерской. За лавкой, где продавали специи, голоса затихли.

Вскоре Педро и Катерина вернулись с покупками, сделанными на различных рынках Барселоны. Русская встала перед очагом и принялась готовить обед и ужин. Уго сидел в погребе, работая с вином из винограда урожая того года, когда король Альфонс созвал знаменитое собрание церковников. Всякий раз, когда Уго выходил, в таверне было пусто и тихо. Затем Уго обменивался разочарованными взглядами с Педро, вынужденным подражать хозяйке и намывать то, что и без того было чистым.

– Когда-нибудь это кончится! – однажды взорвалась Катерина.

– И каким образом?

Уго не получил ответа. Катерина порывисто пригладила волосы, одернула платье, отчего ее грудь стала выпирать из выреза. Уго хотел спросить, что она собирается делать, но русская уже вышла из таверны. Они с Педро наблюдали за ней в одно из окон.

– Не хотите ли выпить моего вина? – кокетливо проговорила Катерина, едва не касаясь какого-то человека посреди улицы.

– Это здешний плотник, – шепотом сказал Педро.

Ремесленник, изумившись, остановился.

– Входите, – пригласила его русская, а когда он стал возражать, Катерина буквально затолкала его внутрь. – Педро! – крикнула она. – Сеньор приглашен на первую чашу вина. А ты развлекай гостя, – приказала Катерина виноделу и вернулась на улицу.

«В прошлый раз вышло недоразумение», «Вернитесь», «Наше вино самое лучшее, ты же знаешь», «Кто тебе об этом сказал? Враки!», «Конечно, я тебе налью!». Катерина смеялась, просила, умоляла, предлагала, и, к изумлению Уго, вскоре ему не пришлось никого развлекать, потому что таверна была полна народу. Катерина словно предлагала не вино, а себя, обращаясь ко всем подряд с обольстительными жестами. Русская сновала туда-сюда весь день, источая чувственность и очарование. Уго даже узнал пару мужчин, которых ему пришлось избить, когда он нашел ее пьяной. Однако теперь Катерина не пила. Уго не видел, чтобы она притронулась к плошке или чаше, и те неуклюжие и бессильные движения, которыми она пыталась защититься в тот злополучный вечер, сменились резкими и уверенными жестами. Но Уго яростно сжимал кулаки всякий раз, когда кто-то похлопывал Катерину по заднице, приобнимал за талию, чтобы удержать рядом с собой, или пользовался возможностью, чтобы невзначай погладить ее и ущипнуть за грудь. Она давала отпор ловко и решительно, но Уго крайне