20

Я не спал почти всю ночь, а когда на следующий день спустился в магазин, то был настолько занят своими мыслями, что с полчаса просидел, уставившись в пустоту, пока до меня не дошло, что я забыл перевернуть табличку “Закрыто”.

Ее поездки в Хэмптоне два раза в неделю. Вспыхивают на дисплее странные номера, она быстро вешает трубку. Китси за ужином вдруг хмурится, глядя в телефон, выключает его: “Ой, да это Эм. Ой, да это мама. Ой, просто какие-то спамеры, я, видимо, попала к ним в базу”. Ночные эсэмэски, подводные сигналы, на стенах голубоватый пульс, как от гидролокатора, Китси с голой задницей выпрыгивает из кровати, вырубает телефон, вспыхивают белым в темноте ее ноги: “Ошиблись номером. Ой, это Тодди, похоже, напился где-то”.

И вот еще от чего сердце рвется – миссис Барбур. Я прекрасно знал, как легко она управляется со сложными ситуациями, как умело и незаметно улаживает самые деликатные вопросы – и хоть напрямую она мне не врала, но теперь-то я понимал, что информацию для меня просеивали и приукрашивали. Сразу вспомнились разные мелочи, вот, например, тогда, пару месяцев назад, я зашел к Барбурам и услышал, как миссис Барбур напряженно шепчет в домофон консьержу (кто-то позвонил в дверь): Нет, мне все равно, не пускай его к нам, задержи внизу. И тут – и полминуты не прошло, как Китси, почитав эсэмэски, вдруг подскочила и неожиданно объявила, что пойдет прогуляется с Динем и Клемми вокруг дома! Я и внимания не обратил, разве что тогда у миссис Барбур заметно заледенело лицо и она, когда за Китси захлопнулась дверь, с удвоенной теплотой и энергией повернулась ко мне и взяла меня за руку.

Вечером мы с ней должны были увидеться: я должен был поехать с ней на вечеринку по случаю дня рождения какого-то ее друга, потом мы собирались заскочить на вечеринку к другому ее другу. Китси так и не позвонила, правда, прислала пробную эсэмэску: “Тео, что случилось? Я на работе. Позвони”. Я так и пялился непонимающе в это сообщение, не зная, стоит ли отвечать, не стоит ли, когда в магазин влетел Борис.

– Есть новости!

– Да? – спросил я, наконец собравшись с мыслями.

Он утер лоб.

– Мы тут можем поговорить? – спросил он, оглядываясь.

– Эммм, – я помотал головой, чтобы думалось яснее, – конечно.

– Я сегодня сонный, – сказал он, потирая глаза. Волосы у него торчали во все стороны. – Кофе бы. Нет, нет времени, – вяло махнул он рукой. – И присесть даже не могу. Я всего на минутку. Но – хорошие новости – по твоей картине есть неплохая наводка.

– Это как? – спросил я, резко выныривая из тумана с Китси.

– Ну, скоро увидим, – уклончиво ответил он.

– Где? – я пытался сосредоточиться. – С ней все нормально? Где они ее хранят?

– На эти вопросы я не могу ответить.

– Ее… – До чего же трудно было взять себя в руки, я сделал глубокий вдох, прочертил пальцем линию по столешнице, чтобы успокоиться, поднял голову…

– Да?

– Ее надо хранить при определенной температуре и определенной влажности… ты ведь знаешь, да? – Это чей-то еще голос, не мой. – Нельзя ее засунуть в сырой гараж или просто куда угодно.

Борис растянул губы в знакомой с детства ухмылке.

– Уж поверь мне, Хорст об этой картине заботился как о собственном ребенке. Но, – он закрыл глаза, – за этих парней я не ручаюсь. С грустью вынужден сообщить, что они далеко не гении. Будем надеяться, что у них хватит мозгов не засунуть ее куда-нибудь за печь для пиццы или типа того. Шучу, – важно добавил он, когда я в ужасе вытаращился на него. – Хотя, насколько я знаю, ее держат в ресторане или рядом с рестораном. В одном и том же здании, короче. Потом поговорим, – вскинул он руку.

– Она здесь? – спросил я, снова помолчав, не веря своим ушам. – В Нью-Йорке?

– Потом. Все потом. Я про другое, – сказал он не терпящим возражений тоном, оглядел комнату, поднял глаза к потолку. – Слушай, слушай. Я вот тебе что передать приехал. Хорст – он не знал, что твоя фамилия Декер, узнал только сегодня – спросил меня по телефону. Знаешь такого мужика – Люциуса Рива?

Я сел.

– А что?

– Хорст просил передать – держись от него подальше. Хорст знает, что ты торгуешь антиквариатом, но он не увязал все точки с этой другой историей, пока не узнал, как тебя зовут.

– С какой другой историей?

– Хорст не особо распространялся. Я не знаю, что у тебя там за дела с этим Люциусом, но Хорст говорит, и близко к нему не подходи, и я подумал, очень важно, чтоб ты поскорее про это узнал. Он по какому-то другому делу Хорста здорово натянул, так что Хорст натравил на него Мартина.

– Мартина?

Борис помахал рукой:

– Ты с Мартином не встречался. Уж поверь, если бы встречался, ты б запомнил. Короче, в твоем деле с этим Люциусом лучше не водиться.

– Знаю.

– А что у тебя с ним? Можно узнать?

– Я… – Я снова потряс головой, потому что просто невозможно сейчас было во все это углубляться. – Тут все сложно.

– Короче, уж не знаю, что он против тебя имеет. Понадобится моя помощь, будет тебе помощь, клянусь – и Хорст, кстати, тоже, потому что ты ему понравился. Здорово, что он вчера был такой активный и разговорчивый! Он мало кого знает, с кем может быть собой и делиться интересами. Жалко его. Он очень умный, Хорст. Много дать может. Но, – он взглянул на часы, – прости, не хочу показаться невежливым, но я спешу – а насчет картины у меня хорошие предчувствия! Думаю, сможем ее вернуть! А потому, – он отважно стукнул себя кулаком в грудь, – смелей! Скоро увидимся.

– Борис!

– А?

– Что бы ты сделал, если бы тебе изменила девушка?

Борис уже шел к двери, но тут притормозил, развернулся:

– Что-что?

– Если бы ты думал, что она тебе изменяет?

Борис нахмурился:

– Не уверен? Нет доказательств?

– Нет, – ответил я, не успев сообразить, что это не совсем так.

– Тогда спроси ее напрямик, – решительно сказал Борис. – В какой-нибудь дружеской, расслабленной обстановке, чтоб ее врасплох застать. В постели, может. Если поймаешь нужный момент, даже если она соврет – все равно узнаешь. У нее нервы сдадут.

– Только не у этой женщины.

Борис расхохотался.

– Ну, значит, хорошую ты себе женщину нашел! Редкую! Она красивая?

– Да.

– Богатая?

– Да.

– Умная?

– Многие с этим согласятся, да.

– Бессердечная?

– Немножко.

Борис засмеялся:

– И ты ее любишь, да. Но не очень сильно.

– Почему ты так думаешь?