— Чертовски нелегко было вытянуть у местной полиции эти два письма, — сказал, а точнее, похвастался Янетти, после того как Пендергаст попросил эксперта устроить ему экскурсию по лаборатории и с огромным вниманием выслушал все, что пожелал поведать Янетти о новейших технологических достижениях.

— Как мне это понятно, — сказал Пендергаст голосом, излучающим симпатию. — Рад, что эти письма теперь в руках столь компетентного человека. Скажите нам, доктор Янетти, что вам удалось обнаружить?

— Не «доктор», а «мистер», но спасибо за повышение. — Янетти рассмеялся. — Так вот, мы не нашли ни ДНК, ни отпечатков, никаких физических улик. Это очень тонкая бумага, сто процентов хлопкового волокна, отрезана бритвой или ножом «Экс-Акто» от листа гораздо больших размеров. Удельный вес тридцать два фунта, хлопчатобумажный верхний слой. Идеальная для письма: гладкая, почти глянцевая, с минимальным расползанием или разбрызгиванием. Химический анализ бумаги и ее покрытия указывает, что она почти наверняка бренда «Арчез», холодной прессовки, изготовлена в районе Вогез во Франции.

— Очень интересно, — сказал Пендергаст. — То есть это редкая бумага?

— К сожалению, нет. «Арчез» — один из самых знаменитых и широко распространенных видов бумаги для акварели в мире. Проследить ее происхождение невозможно, поскольку пользователь отрезал ее так, чтобы не осталось водяных знаков или краев. Он работал над ней с большой осторожностью, не оставил ни ДНК, ни каких-либо других физических следов.

— Но партия этой бумаги изготовлена недавно?

— Я бы сказал, в последние несколько лет.

— Понятно. А перо и чернила?

— Запись сделана старомодной авторучкой — почти каллиграфический вид букв позволяет сказать, что перо имеет очень гибкий иридиевый кончик, какие традиционно изготавливались в двадцатые — тридцатые годы прошлого века. Кончик широкий, но не тупой. Чернила триарилметановые синие, и, естественно, этот продукт выпущен гораздо позднее, чем ручка. Скорее всего, это «Квинк», высококачественный, но широко распространенный. Жаль, конечно, учитывая то, сколько теперь в бутиках чернил, которые было бы проще проследить.

Пендергаст снова закивал.

— А почерк? — спросил Колдмун.

Анализ почерка был одним из его увлечений.

— Вот здесь и начинается интересное. Обычно в таких записках от руки автор предпринимает попытки скрыть свой почерк, иногда пишет недоминантной рукой, иногда — печатными буквами. В данном случае можно уверенно сказать, что автор не пытался скрыть свой почерк. Как видите, здесь красивый курсив, легкий и естественный, не изощренный, приятный для глаза. Что же касается характера самого почерка…

В этот момент телефон на столе Янетти зазвонил, и он поднял палец, прося прощения. Через секунду он вернулся со словами:

— У нас посетитель.

Не успел он закончить фразу, как дверь открылась и в лабораторию вошел человек в сером костюме.

— Коммандер Гордон Гроув, — произнес он, протягивая руку Пендергасту. Среднего роста, с задумчивым лицом, серыми глазами и длинными седыми волосами, этот человек, как заметил Колдмун, обладал небольшим брюшком, но искусный крой костюма позволял скрыть это. Если он носил при себе оружие, то крой костюма скрывал и это. — А вы, вероятно, специальный агент Пендергаст. День у вас выдался нелегкий, и я немного сомневался, что найду вас здесь так поздно.

Пендергаст пожал Гроуву руку.

Седоволосый человек обратился к Колдмуну:

— И агент Колдмун.

Он протянул Колдмуну большую прохладную ладонь и с удовольствием пожал его руку. Потом повернулся к эксперту по документам:

— Мы с Брюсом знакомы еще со времен работы в полиции Майами. Он лучший эксперт по документам в стране.

Янетти зарделся вместе со своей татуировкой. Колдмун переглянулся с Пендергастом. «Кто этот человек?» — подумал он с недоумением.

— Не знаю, помните ли вы, джентльмены, «убийство двух мостов» лет шесть назад? Я тогда служил детективом в криминальной полиции, и именно Брюс раскрыл то дело, доказав, что подпись в некоем завещании стоит на листе бумаги другого сорта, отличного от той бумаги, на которой напечатан весь документ, а значит, это подделка.

— Ну, там было не только это, — скромно сказал Янетти.

— Не преуменьшайте свои заслуги, — сказал ему Гроув. — Как бы то ни было, причина моего появления здесь заключается в том, что у полиции Майами и офиса ФБР в Майами трудная, мягко говоря, история взаимоотношений. Иногда требуется некоторое давление, чтобы заставить их играть в паре. Две эти улики — прекрасный пример.

— Спасибо, что так быстро вытрясли их у полиции, — сказал Янетти. И поспешил добавить: — Сэр.

— Рад помочь. — Гроув повернулся к Пендергасту. — Ответственный заместитель директора Пикетт попросил у полиции Майами помощи, а я как раз исполняю функции связного. Несколько лет назад между нашим полицейским и агентом ФБР имело место достойное сожаления непонимание, и после этого моей задачей стало улучшение отношений между местными и федеральными властями. Вы удивитесь, сколько волокиты нам удается избежать благодаря этому. Я здесь, чтобы обеспечить для вас получение всего, что вам потребуется и когда потребуется.

— Огромное вам спасибо, — сказал Пендергаст.

— Но хватит обо мне. Мистер Янетти, — обратился он к эксперту, — вы, кажется, собирались поделиться с нами вашими соображениями насчет почерка?

Янетти откашлялся.

— Всегда возникает вопрос: что можно сказать о преступнике по его почерку? Боюсь, что за последние двадцать-тридцать лет «наука» анализа почерка, то есть графология, полностью разоблачена.

— Разоблачена? — Колдмун не поверил своим ушам. — Что вы хотите этим сказать?

— Это псевдонаука. Графология принадлежит к той же категории псевдонаук, что и астрология, хиромантия и вглядывание в хрустальный шар.

— Не согласен, — возразил Колдмун. — По почерку человека можно немало о нем сказать. Неровный почерк свидетельствует о неровном характере, размашистая подпись говорит о чрезмерном самомнении. И так далее.

— Думать так очень заманчиво, — сказал Янетти. — Но метаанализ — а это анализ всех анализов, — вне всяких сомнений, доказал, что графология безнадежна в том, что касается определения человеческого характера. Например, выясняется, что многие превосходно организованные люди пишут неразборчиво и наоборот. — Он поднял брови. — Вы ведь не верите ни в астрологию, ни в возможности хрустального шара?

Колдмун не ответил. Никто не должен совать нос в то, во что его научили верить в детстве. Он посмотрел на коммандера, и тот кивнул:

— Криминалистические лаборатории местной полиции практически больше не занимаются графологическим анализом.

Все это время лицо Пендергаста сохраняло намеренно нейтральное выражение. Колдмун еще раз посмотрел на напарника, который задумчиво приложил палец к губам, потом опустил его и заговорил:

— И все же из этих записок мы можем немало узнать о психологии убийцы. Мы имеем дело с высокоорганизованным индивидуумом, который цитирует Шекспира и Элиота, использует высококачественную бумагу и редкие винтажные авторучки, — короче говоря, с человеком, имеющим литературные претензии. Вы указали, что найти источник бумаги или чернил