в «Беверли ивнинг транскрипт», то стал более разборчивым и стратегически мыслящим: перешел к долгосрочному планированию, старался видеть дальше следующей крупной сенсации и тщательно холил свою газету и свои источники. Роджер понимал такой подход. «Транскрипт» был первой и последней любовью его отца, и он умер, так сказать, за штурвалом от обширного инфаркта, сидя за фотопечатной машиной.

За окном гудел автомобильный поток на Северо-Западной Восьмой. Попозже, когда выйдут проститутки, машины сбросят скорость. Морз с удовольствием поедал бургер, все свое внимание отдавая еде. Это хорошо, думал Смитбек. Забавно, что копы всегда любят устраивать праздник живота, как только кончается смена, предпочитают бары со словом «таверна» в названии.

— Ну и как дела с этим комиссаром? — спросил Смитбек как бы невзначай.

До него дошел слушок, что некий комиссар полиции в Майами нанимает эскорт на деньги округа. Этой информацией он и поделился с Морзом.

— Выглядит неплохо. — Морз облизал кетчуп с пальцев. — Конечно, наш долбаный лейтенант оторвет себе кусок, если мы ему это принесем.

— Вот ведь сукин сын. — Смитбек заметил, что у Морза кончается джин с тоником, и подал знак официантке, чтобы принесла еще. — Очень похоже на мою историю жизни.

— Да? Этот редактор, Краски, все еще ездит на тебе?

— Постоянно.

В этом было некоторое преувеличение, но почему бы не укрепить братские узы общим страданием?

— Жаль, что у меня нет вкусной косточки, чтобы тебя отблагодарить, — сказал Морз. — Но у нас тишина мертвая. Если не считать тех двух убийств, конечно.

— Ага.

Смитбек отхлебнул еще пива. Перед ним стояла маленькая дилемма. Да, обычно он не занимался убийствами, и Морз знал это. С другой стороны, оба репортера «Геральд», которые монополизировали тему убийства, находились сейчас в отпуске. Отец всегда говорил Смитбеку о том, какую важную роль играет чутье («Доверяй своей печенке», — не уставал повторять он), и хотя копы как-то странно помалкивали о недавних убийствах в Майами-Бич, не приходилось сомневаться в том, что эти убийства связаны. Обе убитые были женщинами, обеим вскрыли грудную клетку «тяжелым инструментом с лезвием». Это мог бы сказать любой полицейский, но Смитбеку посчастливилось оказаться в нужном месте два дня назад, когда вся полиция Саут-Бич вдруг ринулась на Городское кладбище Майами. Не секрет, что несколькими днями ранее сильный шухер случился на другом кладбище. Смитбек приложил ухо к земле, и до него дошли слухи, что там была обнаружена некая часть тела, предположительно сердце. Не нужно быть Эйнштейном, чтобы свести эти два случая к одному знаменателю. Да и собственная печенка говорила Смитбеку, что он должен воспользоваться отпуском коллег, прежде чем это сделает какой-нибудь внештатный корреспондент.

Ему нужно было заполучить эту историю. Но он не хотел рассориться с Морзом, потерять в его лице источник. А потому решил удивить сержанта крупицей информации, которая не только была вкусной, но и подразумевала, что он знает больше, чем он знал на самом деле, — один из вариантов того, что в теории игр называется игрой «Ультиматум». Если он сыграет правильно, то узнает что-то новое.

— Да, — сказал он. — Эти убийства. Кто-то съехал с катушек. — Он допил свой «Утренний лес». — Иначе зачем вызывать федералов?

Морз посмотрел на него с удивлением и подозрением:

— Ты знаешь об этом?

Смитбек пожал плечами, словно дело было незначительное. В конечном счете убийства не входили в круг его репортерских интересов.

— Разумеется. Иначе Пендергаст не приехал бы сюда.

— Пендергаст?

— Ага. Мы со специальным агентом Пендергастом давно знакомы.

Это была та самая крупица информации, и отчасти она была правдивой. Его брат много раз говорил о Пендергасте в диапазоне тонов от разочарования и страха до восторга. Роджер несколько раз встречался с Пендергастом: в первый раз на свадьбе Билла, а потом — когда Билла убили и Пендергаст расследовал убийство. В последний раз Роджер видел агента ФБР на похоронах Билла. И потому, увидев два дня назад на кладбище худую, облаченную в черное фигуру, он не только крайне удивился, но и получил подтверждение своим догадкам о том, что речь идет о серийном убийце. Пендергаст не ответил Смитбеку на его вопрос, но, вообще-то, это было и не обязательно.

Подозрение исчезло с лица Морза, но удивление осталось.

— И этот Пендергаст много тебе сказал?

Расчет Смитбека оказался правильным: сержанта это дело интересовало не меньше, чем его самого. Но двигаться тут надо было осторожно. «Доверяй своей печенке».

— Не так уж много. Про эту странную фигню на кладбищах.

К облегчению Смитбека, Морз кивнул.

— «Странную» не то слово, — сказал коп, когда перед ним поставили новую банку джина с тоником. — Эти записки явно писал псих. Я о чем говорю: кто бы еще стал подписываться таким идиотским именем?

«Черт. Пришла пора импровизировать».

— Да, — сказал Смитбек со всей возможной беспечностью. — Когда я впервые об этом услышал, то подумал: парень морочит вам голову. Как Джек-потрошитель или что-то в таком роде.

Морз фыркнул:

— По крайней мере, «Джек-потрошитель» звучит круто. А что такое «мистер Брокенхартс»? Это как же крыша съехала?

— Серьезно съехала.

И Смитбек быстро, как только посмел, опустил глаза и впился зубами в сэндвич, чтобы скрыть торжествующее выражение. Он не только получил подтверждение своих догадок и вытащил огромную рыбу (а то, что преступник называл себя «мистер Брокенхартс», было огромной рыбой), но еще и мосты не сжег. Морз будет считать, что его, Смитбека, информация восходит к Пендергасту.

Он солгал, но только для того, чтобы узнать правду. И сделал это так тонко, успешно используя игру «Ультиматум», что обе стороны его отца гордились бы им.

— Как бургер? — спросил он сержанта, пережевывая морского окуня.

20

Две записки, испачканные кровью, лежали под ярким светом между предметными стеклами на столике стереомикроскопа. Агенту Колдмуну записки представлялись страницами редкого манускрипта. Эксперт-криминалист по документам (в майамском офисе имелся специалист, который не делал ничего иного, только анализировал клочки бумаги) был невысоким человеком лет сорока, плотного сложения, с бритой головой, телом тяжелоатлета и татуировкой на запястье, выглядывавшей из-под манжета лабораторного халата. Звали его Брюс Янетти. Несмотря на слегка гангстерский вид, ему удавалось источать дух этакого мудреца, хранящего в себе познания в области, о существовании которой другие просто не подозревают.

Пендергаст взял бразды правления в свои руки, и Колдмун, еще не пришедший в себя после стремительного однодневного путешествия в Итаку и обратно, снова вынужден был прятать свое восхищение хамелеоновской способностью этого человека находить общий язык с людьми, принадлежащими к совершенно разным слоям общества, действуя грубо или по-дружески, надевая разные временные личины,