Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А как, как восстановишь, если «западнюги» отпраздновали победу в холодной войне и бдительно ждут, когда это географическое недоразумение от Бреста до Курил рассосется в борьбе за общечеловеческие ценности? Чтобы заокеанцы не толкали под руку, не совали нос в ВПК, не терзали правозащитной чесоткой, нужно было изобразить мучительное торжество либерализма на снежных просторах России. Очень похоже на голливудскую уловку при ограблении банка: злоумышленники вставляют специальный чип – и на мониторах охрана видит спокойную картинку, а не то, что на самом деле происходит в сейфе размером с вагонное депо. Между тем радостные налетчики набивают спортивные сумки зелеными брикетами – кирпичиками, из которых сложен нынешний мир.
Дронов организовал такую же картинку. Договорился с либералами, которых знал еще по баррикадам 1991-го: вам вершки, а нам корешки. Вы говорите все что взбредет, а мы делаем все, что считаем нужным. Вы нас клеймите, а мы киваем. Вы нас западными ценностями по башке – а мы вам гранты и цацки за заслуги перед Отечеством всех степеней. Лады? Лады! И пошло-поехало: из телевизора разило чесночной остротой, а в армии снова учились ходить в ногу. За умение морочить граждан вроде заправского иллюзиониста Дронова и прозвали «Кио».
Однажды он пригласил к себе «за стену» Скорятина: любил поговорить с думающим классом, спросить, что читают, о чем спорят, какие планы. Вроде факультетского «Скалозуба»…
– Как, вы не читали роман Натана Дубовицкого? Напрасно. Хорошая литература – тонкий сейсмограф социальных землетрясений. Политология – позапрошлый век. Они сыплют горох на барабан и смотрят: подпрыгивает или не подпрыгивает. А вот литература… Вы читали Эпронова?
– Некогда, Игорь Вадимович, читать. Выживаем…
– А как же Корчмарик, разве не помогает?
В ответ Гена закатил глаза, как бы стесняясь говорить о домашних кошмарах «Мымры», и запел про кризис, подорожание полиграфических услуг, натиск Интернета на бумажные издания и робко попросил казенной помощи. Кио сразу заскучал, неопределенно кивнул, что-то чиркнул на листочке и посочувствовал, что еженедельник лишился своего золотого пера – Варвары Дорошенко. Дронов встал, извлек из холодильника, таившегося за портьерой, ледяную водку «Альфа-вита», и они помянули погибшую, закусив китайскими корнишонами размером с фасоль.
– Смелая была баба!
– Очень! – подтвердил Гена.
Варвара прославилась еще во время первой кавказской войны, когда кочевала по лагерям боевиков и писала лихие репортажи о «бородатых джигитах свободы», восставших против злой северной империи. На Кавказе ее принимали с радостью. Особенно она любила погостить у полевого командира Максуда Дусарова, у них даже закрутился роман. Заводной журналистке явно не хватало жесткой мужской ласки, а супруг ей попался странный, с балетным уклоном. Скорятин тоже однажды оскоромился: после редакционной вечеринки поехал куда-то с Варварой, а наутро болело все тело, будто переночевал в стремнине. Наверное, в диких объятиях Дусарова Варя нашла свою утеху. Женщиной она была дурной, но отзывчивой. Когда Касимов подорвался на растяжке и попал, обезноженный, к «чехам», она упросила Дусарова отдать умиравшего от потери крови журналиста федералам. И тот отдал. После замирения с гяурами Максуд спустился с гор, сдал оружие, сделался не последним человеком на равнине, женился на юной солистке ансамбля «Горянка» и попросил Варвару больше его не беспокоить. Она жутко обиделась, выступила по телевидению и заявила, что пришло время рассказать, кто именно в Кремле крышевал сепаратистов и слил генерала Головача, бесследно сгинувшего в горах. Нашли только его нижнюю челюсть с железной коронкой. Говорят, Дусаров играл на бильярде, когда увидел в телевизоре свою полевую подругу. Он грустно покачал головой, поцокал языком и покрутил пальцем у лба, мол, совсем спятила от недосыпа. Через неделю Варю нашли на подземной парковке с двумя пулями в голове…
– Что-то вы, Геннадий Павлович, совсем писать перестали. – Кио посмотрел с хитрым прищуром. – Раньше-то я вами зачитывался…
У Дронова были чуть раскосые, нерусские глаза.
– Некогда, Игорь Вадимович, – вздохнул Скорятин. – Главный редактор – как дирижер. Нельзя оркестром управлять и при этом играть на инструменте.
– А я однажды, кажется, в Венской опере видел, как дирижер достал из-под пюпитра скрипку и заиграл. И вы нас иногда балуйте! Если что-нибудь напишете, сразу мне сбросьте… – Он протянул карточку. – На «емельку». Планшет всегда со мной. Знаете, люблю заранее почитать. Мама моя корректором в «Комсомолке» работала и всегда, если готовилось что-то сенсационное, мне гранки приносила. Удивительное ощущение! Держишь в руках, допустим, статью про летающую тарелку и знаешь: вся страна прочтет об этом только завтра, а ты – сегодня! Побалуйте как-нибудь аппаратного сверчка! – и Кио улыбнулся кукурузными зубами.
Поговаривали: его настоящим отцом был не унылый инженер Дронов, а молодой курдский коммунист, носивший в «Комсомолку» слабенькие национально-освободительные стихи и с налету перелюбивший немало зазевавшихся москвичек. Кажется, вернувшись на родину, он стал правой рукой Ардагана и сел вместе с ним пожизненно.
– Обязательно пришлю, – пообещал Гена.
– Кстати, если надо посоветоваться, не стесняйтесь – звоните! А если вашему «ниццианцу» какая-нибудь блажь в голову стукнет, не сочтите за труд, поделитесь. Подскажу…
– Всенепременно!
На том и расстались. Денег Дронов так и не дал.
Схема виртуальной либерализации какое-то время работала исправно. За стеной радовались, Кио ходил по коридорам власти с утомленной улыбкой забисированного тенора. Однако затея была обречена с самого начала. Приближенный Исидором Скорятин хорошо изучил наоборотников. Они относились ко всему, кроме самих себя, с повышенной критичностью, переходящей в истерическую непримиримость, и могли выкинуть все что угодно. Это как в анекдоте, который так любил незабвенный Веня Шаронов.
Утром к лорду-канцлеру входит дворецкий.
– Ваш вечерний отдых отменяется, сэр.
– Почему же, мой добрый Патрик?
– Центральный лондонский бордель бастует, сэр.
– А в чем дело, Патрик? Девочек плохо кормят?
– Нет, они получают блюда из лучших ресторанов, сэр.
– Возможно, они недовольны своим гардеробом?
– Им присылают новинки от парижских кутюрье, сэр!
– Может, они мало зарабатывают?
– Больше, чем я, сэр!
– Тогда почему же они бастуют, мой добрый Патрик?
– Бляди, сэр!
У «наоборотников» аллергия на государство. Их даже нельзя в этом винить, как бессмысленно упрекать человека за то, что у него от кошачьей шерсти текут сопли. Сделать с этой «аллергией» ничего нельзя, убивать по примеру Сталина – бесполезно. Снова размножатся. Из-за некоего генетического сбоя люди, презирающие свою страну, так же неистребимы, как алкоголики. Единственный способ – не допускать «наоборотников» к власти. Но как раз рулить страной они жаждут с той непреодолимой тягой, с какой тайный педофил мечтает дирижировать хором мальчиков.