встали лагерем несколько подразделений Внутренних войск и стало гораздо веселее. Мирная жизнь в населённых пунктах Чечни тоже налаживалась. Начали возвращаться беженцы и в

Чечен-Аул, которых очень много скопилось в Новых Атагах и в Чири-Юрте. В один из дней группа старейшин и мужчин под охраной нашей разведывательной роты проехала в Чечен-Аул посмотреть, что стало с деревней. После чего, через пару дней на окраине Новых Атагов внутренние войска установили блок-пост и стали пропускать беженцев в Чечен-Аул. Я как-то приехал туда, посмотреть на это мероприятие и был удивлён, той напряжённой обстановкой, в которой работали ВВэшники. На окраине деревни скопилось человек пятьсот беженцев, в основном женщины, дети, старики. Были, правда, и мужчины, но немного. Практически все возвращались в деревню с домашним скарбом, который был нагружен на автомобили, повозки и трактора. Почти к каждой единице техники были привязаны коровы и бычки, которые тараща большие и влажные глаза на скопище людей, испуганно ревели, дёргаясь на привязи. Всё это надо было проверить ВВэшникам, на наличие оружия и боеприпасов. Мужчин отводили в сторону и проверяли на предмет участия в бандформированиях, переписывая их. Но этим уже занимались особисты. Над окраиной, стоял нескончаемый гул голосов, криков, воплей и ругани. Толпа напирала и ВВэшникам периодически приходилось применять силу, чтобы навести порядок. В двадцати метрах от блок-поста под деревом сидел связанный боевик, которого вычислили особисты и задержали, а за блок-постом с десяток женщин голосило и призывало все кары Аллаха на головы русских, которые арестовали невинного человека. Под другим деревом сидел другой боевик – тоже связанный, но которого привезли сюда на обмен. Кругом стоял хаос, но в котором чувствовался определённый порядок и железная воля капитана - старшего блок-поста. Он стоял в сторонке и наблюдал за действиями своих подчинённых, и когда надо было, то вмешивался, а потом опять отходил в сторону.

Я попытался договориться с ним насчёт кинжала, но капитан устало усмехнулся и кивнул на недалеко стоявших полковников: - Вон, майор, смотри: с группировки приехали с такой же просьбой. Пять ножиков нужно, два кинжала я реквизировал и уже отдал. Так что обещать не могу. Приезжай завтра.

…. В эти дни большая группа солдат и сержантов увольнялись с полка, с ними уходило и несколько человек с батареи. Уходили сержанты Некрасов, Рубцов и ещё трое человек, а вместо них прибыло в батарею пять человек молодого пополнения. На фоне моих, понюхавших пороха, опытных и уверенных в себе солдат, смотрелись они убого: выглядели испуганными и неуверенными. Одетые в форму большого размера, да ещё советского образца, гляделись очень худыми. А тут ещё пришла телеграмма из военкомата, в которой сообщалось, что мать Чудинова находится в больнице, в тяжёлом состоянии и просят ускорить его увольнение. Жалко было расставаться с водителем. Хоть много я с ним хлебнул неприятностей, много вначале он мне нервов попортил, но наконец-то между нами установилось понимание, и в какой-то степени мы даже привязались друг к другу. Накануне отъезда Чудинов подошёл ко мне и попросил пройтись с ним. Идти далеко не пришлось: за палаткой третьего взвода был накрыт небольшой столик, стояла бутылка водки и закуска. Рядом со столиком стоял новый водитель моего БРДМа – рядовой Степанов, из молодого пополнения. Чудинов пригласил меня сесть, а сам засуетился, открывая водку и разливая её в два стакана. Я молча наблюдал за этими приготовлениями и не мешал. Может быть, в другой обстановке и отругал бы своего солдата, но сейчас я молчал, понимая его чувства.

Чудинов встал со стаканом водки в руках и обратился к своему заменщику: - Ты, Степанов, стой и слушай, что я сейчас комбату скажу. И всё это «мотай себе на ус». Товарищ майор, я понимаю, что принёс достаточно вам хлопот. Дурак я был. После тюрьмы считал всех офицеров и прапорщиков «скотами и сволочью», из-за чего в Забайкалье имел очень много неприятностей с командирами. И сюда, когда приехал, тоже так считал, но завтра я уезжаю и кривить мне душой незачем. Поэтому хочу сказать, что без вас - офицеров, многие из нас, солдат, просто бы не выжили на этой войне. Большое вам спасибо за это. А я хочу выпить лично за вас, конечно за Кирьянова и Карпука. Блин, получается и за взводников надо выпить. Да, хочу за всех вас выпить, но только не за старшину. Чтобы вы живыми и здоровыми вернулись домой.

Пока он это говорил, я сидел и пытался справиться с нахлынувшими чувствами. А это было очень трудно, но успешно справился. Мы чокнулись и молча выпили. Посидели около получаса: в течении которого я тоже сказал достаточно много тёплых слов и пожеланий Чудинову, а Степанов всё это время стоял около столика смотрел и слушал, тараща на нас свои глаза.

- Смотри и слушай, Степанов, - обратился Чудинов к водителю, - комбат нормальный мужик и офицер, он тебя научит, а если время придёт то и вытащит тебя на себе. Но и морду тебе набьёт если будешь не то делать. Он имеет полное на то полное право.

На следующий день они уехали и весь день у всех из рук всё валилось: солдаты ходили задумчивые или сидели у своих машин и тихо обсуждали отъезд товарищей, строили свои планы. Ведь в течении апреля-мая, практически все должны были уволиться, за исключением сержанта Кабакова, Большакова и ещё пару человек. Субанов недавно подписал контракт на сверхсрочную службу, а теперь ходит как в воду опущенный. Но ничего, всё встанет на свои места. После обеда из третьего батальона вернулся в батарею первый взвод и теперь мы были все вместе.

А вечером в салон ввалился возбуждённый Кирьянов: - Борис Геннадьевич, я не знаю: то ли нам смеяться, то ли плакать. Полез сейчас в сейф, где хранятся наши личные вещи и батарейный промедол, а он взломан. Что самое интересное - наши личные вещи не тронуты, а промедола, всех 70 ампул – нет. По моим данным, последним в кузов, где наш сейф лежит, лазил Чудинов. Вот скотина. Сколько волка не корми – всё равно в лес смотрит.

Плакать мы не стали, смеяться было не над чем: только сокрушённо покрутили головами. (Через три недели пришёл запрос из милиции, куда уехал Чудинов. В день приезда из армии, вечером он