Чейд кивнул с серьезным видом.

Я был благодарен, но знал, что за его услуги, как всегда, придется заплатить.

Кетриккен встала, шурша юбками:

– Мне тоже надо вернуться в пиршественный зал.

Я повернул голову и впервые за весь вечер взглянул на нее по-настоящему. Ее наряд был из шелка в синих тонах, корсаж и юбку верхнего платья украшало белое кружево. Серьги были из серебра, с синими камнями, а к серебряному венцу крепилась сеточка с бледными топазами, ниспадавшая на лоб.

Наверное, изумление отразилось на моем лице, потому что Кетриккен улыбнулась и сказала извиняющимся тоном:

– Они наши торговые партнеры, им нравится видеть, что я ношу плоды этой торговли, а если делать им комплименты, моему королю будет легче вести переговоры. – Продолжая улыбаться, она прибавила: – И заверяю тебя, Фитц, мои украшения очень скромные по сравнению с теми, что надела сегодня наша молодая королева!

Я улыбнулся ей в ответ:

– Знаю, вы предпочитаете более простые наряды, но, по правде говоря, красота этого платья вполне соответствует вам.

Шут негромко проговорил:

– Хотел бы я вас увидеть…

Он сжал пустую миску. Без единого слова Кетриккен вытерла потеки бульона в уголке его рта.

Я хотел ему сказать, что мы его исцелим и он снова будет видеть. По правде говоря, я жалел, что не принял ни одного из настойчивых предложений Чейда узнать больше о Силе. Я смотрел на Шута и спрашивал себя, сможем ли мы выпрямить криво сросшиеся кости, вернуть свет его глазам и цвет его посеревшей коже. Что мы могли восстановить?

– Оно мне необходимо, – вдруг сказал он. – Исцеление Силой. Я его не хочу. Оно вселяет в меня ужас. Но мне нужно, чтобы это было сделано. Как можно быстрее.

Поколебавшись, я сказал правду:

– Прямо сейчас мы скорее убьем тебя, чем исцелим. В тебе слишком много… повреждений. И ты ослабел из-за всего, что с тобой случилось. Несмотря на силу, которую я для тебя украл.

Кетриккен смотрела на меня, в ее глазах стоял вопрос. Пришло время сказать им обоим, что ответ мне неизвестен.

– Я не знаю, в какой степени Сила сможет тебя восстановить. Это магия, но в конечном счете решает тело. Она может подстегнуть тело, чтобы оно все восстановило быстрее, чем сделало бы это само по себе. Но то, что тело уже исправило… Если говорить о сломанных костях, например, то я не знаю, возможно ли выпрямить старые переломы.

Кетриккен тихонько проговорила:

– Я так понимаю: когда круг тебя исцелил, многие старые повреждения также исцелились. Шрамы исчезли.

Я не хотел ей напоминать, что неумеренное исцеление едва не убило меня.

– Мне кажется, надо действовать постепенно. И я не хочу напрасно обнадеживать Шута.

– Я должен видеть, – вдруг сказал он. – Это превыше всего остального – я должен видеть, Фитц.

– Не могу тебе этого обещать, – сказал я.

Кетриккен отошла от кровати. Ее глаза блестели от слез.

– Боюсь, мне пора вернуться на торговые переговоры, – сказала она ровным голосом и посмотрела на вход в лазарет, где стоял и ждал Чейд.

– Я думал, это пир – менестрели поют, гости танцуют?

– Так все выглядит со стороны, но на самом деле это переговоры. И сегодня я по-прежнему королева Горного Королевства, а значит – участвую в той игре, в которой Шесть Герцогств хотят победить. Шут, я не в силах описать тебе свои чувства. Меня переполняет радость, что я снова тебя вижу, и печаль из-за того, что с тобой приключилось.

Шут растянул в улыбке потрескавшиеся губы.

– Я чувствую то же самое, моя королева. – И печально прибавил: – Только вот ничего не вижу.

Королева не то грустно рассмеялась, не то всхлипнула:

– Я вернусь, как только смогу.

– Не сегодня, – ласково проговорил он. – Я так устал, что закрываются глаза. Но вскоре, моя королева. Вскоре, если сумеете.

Она присела в реверансе и убежала, шурша юбками и стуча каблучками. Я проследил за ней взглядом.

– Она сильно изменилась – и осталась прежней, – заметил Шут.

– Судя по голосу, тебе намного лучше.

– Пища. Теплая постель. Чистое лицо и руки. Общество друзей. Это сильные лекарства. – Он вдруг зевнул и прибавил с трепетом: – И сила Риддла. Странная это вещь, заемная сила, Фитц. Она не так уж сильно отличается от того, что я чувствовал, когда ты переливал в меня собственную жизнь. Это жужжащая, неуемная энергия внутри меня – одолженная, незаслуженная. Душе моей она не нравится, но тело требует еще и еще. Будь она чашей передо мной, не думаю, что я смог бы устоять перед искушением осушить ее до дна. – Он медленно вздохнул и затих.

Но я почти чувствовал, как он наслаждается течением этой перелитой в него жизни. Я вспомнил боевое безумие, которое меня охватывало в былые времена, и то, как я сражался с дикой радостью, тратя силы еще долгое время после того, как мое тело должно было устать. Это было возбуждающее чувство. А потом наступало полное изнеможение. За фальшивую силу приходится платить. Я похолодел от ужаса.

Шут заговорил опять:

– И все же я не солгал. Пусть мне и хочется принять горячую ванну, не думаю, что я смогу бодрствовать еще долгое время. Не помню, когда в последний раз мне было так тепло, а мой живот был так полон.

– Тогда, наверное, мне стоит отнести тебя в покои леди Тайм.

– Ты меня понесешь?

– Я уже нес. Ты почти ничего не весишь, и это самое простое, что я могу сделать.

Он немного помолчал, потом сказал:

– Думаю, я пойду сам. По крайней мере, часть пути.

Я растерялся, но не стал с ним спорить. В лазарет вошел паж, как будто призванный нашими словами. На волосах и плечах у него таяли снежинки, в руке он нес фонарь. Оглядевшись по сторонам, он позвал:

– Том Баджерлок? Меня прислали за Томом Баджерлоком.

– Я здесь, – отозвался я.

Когда я повернулся к пажу, Неттл внезапно отошла от постели Риддла. Схватила меня за рукав и оттащила в сторону. Она посмотрела на меня снизу вверх, и ее лицо в эту минуту так напоминало материнское, словно Молли восстала из могилы, чтобы меня отчитать.

– Риддл говорит – я не должна тебя винить, он вызвался сам.

– Нет. Я его попросил. Он знал, что, если не поможет мне, я попытаюсь все сделать самостоятельно. И я виноват. И мне жаль.

– Еще бы!

Я склонил голову в ответ на это.

Помолчав немного, она прибавила:

– Люди любят тебя куда больше, чем ты заслуживаешь, Том Баджерлок. Но ты даже не веришь в то, что они тебя любят. – Я все еще размышлял над ее словами, когда она продолжила: – И я одна из этих людей.