в себя, выжила, не сошла с ума. Днем работала, как и все, в поле. Вечерами думала о сыне и перечитывала его письма. Постепенно к ней стала возвращаться надежда. Она слышала от людей, что нередко те, кого считали погибшими, возвращаются. И верила, что Рашид тоже вернется. «Может, ошибка вышла, а может, в плен попал», — думала она. Так и жила Субайбат этой надеждой. Больше ей жить было нечем. Родители ее к тому времени умерли, а со старшей сестрой и ее детьми, жадными, самодовольными, она не ладила всю жизнь. Даже когда умерла мать и Субайбат сидела с людьми, оплакивая ее смерть, Абидат вместе со своими детьми незаметно таскала вещи из родительского дома: она боялась, что Субайбат потребует свою долю.

А Субайбат между тем даже иголки не взяла и от дома родительского отказалась, говоря: «У меня же есть дом. Зачем мне второй. Одно гнездо нужно птице». И Абидат долго мучилась над неразрешимой загадкой: глупая сестра или хитрая? Так и не поняла до конца жизни.

Когда погиб Рашид и Абидат поняла, что сестра долго не проживет, она смекнула, что дом и все имущество после смерти сестры должны остаться ей: ведь других родственников у Субайбат не было. Но мало ли что может взбрести в голову глупой старухе, размышляла Абидат и решила на всякий случай быть с ней поласковее.

Каково же было Абидат, когда она узнала, что у сестры объявилась внучка. Она сразу решила, что Сидрат будет претендовать на дом, и, засучив рукава, кинулась в драку.

Субайбат же души не чаяла в Розе. Она давно любила Сидрат и радовалась, что именно ее выбрал сын в невесты.

Правда, иногда, особенно в те минуты, когда Субайбат оставалась одна, в сердце ее закрадывалось сомнение. Тогда она доставала из сундука письма сына и, поднося их близко к глазам, перечитывала снова и снова, хотя знала наизусть каждое письмо, от строчки до строчки. И тогда острая боль сжимала сердце, становилось трудно дышать, и она с трудом доходила до окна, чтобы распахнуть его скорее. «Неужели Сидрат так быстро забыла Рашида, — с горечью думала она в такие минуты. — Но откуда знать: может быть, они встретились уже после того, как он написал эти письма. Война есть война. На войне все бывает».

Конечно, она могла подойти к Сидрат и спросить ее прямо, встретилась ли она с Рашидом. Но она боялась, что Сидрат ответит: нет. И тогда ей нечем будет жить. Так постепенно она уверила себя, что Роза — ее внучка, и привязалась к ней, как к родной.

Субайбат словно подменили. Со дня возвращения Сидрат и Розы она ожила, будто это ее сын Рашид пришел с фронта. Ее лицо, застывшее, как заледенелая вода, оттаяло. В глазах, недавно тусклых, засветились радостные огоньки. Ее ноги, еще вчера с трудом ступавшие по земле, стали гибкими и быстрыми, как у молодой. То, что она собиралась подарить невесте сына, с тех пор как получила извещение о его гибели, прело в сундуке, пересыпанное нафталином. А теперь Субайбат с легкостью откинула тяжелую кованую крышку и, отворачивая голову от острого запаха нафталина, стала вынимать вещи. Она встряхивала платки, покрывала и вывешивала на веранде — пусть проветрятся.

— Ой, золотце мое, — ласково говорила она Розе, утром и вечером приходя к ней с каким-нибудь гостинцем.

— Мама, я хочу спать к бабушке. Пустишь меня сегодня? — приставала Роза к матери.

Сидрат соглашалась:

— Иди, доченька. Только смотри слушайся бабушку.

«Для всякой болезни и лекарство находится. Вовремя приехала внучка: спасла старую», — говорили в ауле.

«Счастье-то какое, что внучка нашлась. Если бы не она, давно бы Субайбат отдала богу душу».

Не только сама Субайбат, но даже и дом ее словно ожил. Земляная крыша, поросшая травой, которая словно спешила сровнять саклю с землей, стала гладкой и чистой: Субайбат повыдергала дерн, починила крышу. Веранда с облупившейся штукатуркой, с дранкой, торчащей из-под нее, теперь сияла свежей побелкой: Субайбат оштукатурила веранду заново. Обновился дом — обновилось сердце старой женщины.

Но не все в ауле с открытым сердцем встретили Сидрат и Розу. Не все радовались, глядя на счастливую Субайбат. Следом за удачей печаль идет. Не сорока на хвосте приносит ее, а завистники и сплетники на своих длинных языках.

Однажды в летний полдень Сидрат купала Розу на веранде.

— Как хорошо ты сделала, что вернулась с этим солнышком, с этим золотцем, — приговаривала Рахимат, поливая девочку теплой водой из кувшина, — Старая Субайбат будто снова родилась. Да я и не знаю, как только раньше жила без вас. Правду говорят в народе: «Дом без ребенка — мертвый дом».

Как пухлые облака, облепила Розу мыльная пена. Пузыри вздувались, лопались вокруг нее. В каждом вспыхивало радужное солнце. Солнце играло в темных зрачках девочки. Солнце плавало в глазах обеих женщин. Рахимат снова наполнила кувшин и плеснула на Розу. Белая мыльная пена легко скользнула с гладкого тельца девочки. Роза громко смеялась, била руками и ногами. Пена выплескивалась через край, хлопьями разлеталась по веранде, садилась на молодое лицо Сидрат, на седые волосы Рахимат.

— Потише, доченька, видишь, у мамы уже слезы, — уговаривала Сидрат, вытирая глаза краем передника.

— И у меня слезы, и у меня слезы, — радовалась Роза и еще сильнее била ногами.

— Все дети так, когда купаются. Это их любимое развлечение, — улыбалась Рахимат. — Оставь ее. Пусть, пока не надоест.

— Хватит, хватит, Роза, выходи, — строго говорила Сидрат, держа наготове развернутое полотенце.

— Еще чуть-чуть. Последний раз, — возбужденно кричала Роза. — Дай мыло! Наливай воду!

— Ты же знаешь, мама на работу спешит. А ну выходи! Быстро!

— Да оставь ее, Сидрат. Пусть ребенок побалуется, — вступилась Рахимат.

— Ладно, голуби, поворкуйте. Мне вас все равно не переспорить. — Сидрат встала и, быстро развязав передник, вышла.

Проходя мимо дома Субайбат, она услышала свое имя и насторожилась. Это спорили Субайбат и ее сестра Абидат.

— За кувшин тот ответит, кто держит его ручку. Не приду взаймы просить у тебя ума. Я живу своей головой, а ты живи своей. И птица, хоть у нее головка маленькая, ни у кого ума не просит. Оставь меня в покое, — взволнованно говорила Субайбат.

— Откуда у тебя ум? Ветер гуляет у тебя в голове, старая. Иначе Сидрат не смогла бы так обмануть тебя. Пусть зашьет шубу тот, кто ее порвал. Сидрат порвала, а ты должна шить? Зачем тебе смывать ее позор! — кричала Абидат.

— Алхамдулиллах, алхамдулиллах! Хвала аллаху, что он не оставил меня одинокой на старости лет. Послал мне внучку, — отвечала Субайбат.