шлепались в траву. На крыше каждого дома, на лавочке, на крыльце сушились на солнце яблоки. Разрезанные на дольки, с продетой в них ниткой, они висели всюду, опоясывая дома, как бусы.

На полях кипела работа. В воздухе стоял густой, пряный запах скошенной травы. И на все это широко распахнутыми глазами смотрело небо. Светлое, выцветшее за лето небо.

Сидрат шла по высокой траве, которую должны были скоро скосить. Трава опутывала ноги, мешала идти. У рук ее нежно колыхались прозрачные венчики. «Чиу-чи-чиу-чи», — из-под ног ее вспорхнул в небо жаворонок. Сидрат испуганно нагнулась. Раздвинула траву. Там было гнездо. Три птенца, вытягивая длинные голые шеи, боязливо смотрели на нее. «Прости меня, жаворонок, прости. Я захмелела от воздуха, от запаха травы. Так захмелела, что не заметила гнезда. Если бы я раздавила птенцов, никогда бы себе этого не простила. Я не враг твой, жаворонок. Ну что ты так кричишь? Не бойся меня. Хочешь, полети далеко-далеко. А я пока постою здесь, покараулю твоих детей».

Но жаворонок кричал и кричал. Кружил и кружил над гнездом. А птенцы, задрав головы, беспомощно смотрели вверх.

И Сидрат поняла: у них одно желание — чтобы она ушла поскорее. Она поднялась и пошла дальше. По высокой траве. Под высоким небом. Вот уже она услышала знакомый с детства звук: это коса со свистом рассекала воздух.

— Сидрат, Сидрат! — увидев ее, закричали женщины. — Иди помоги нам, если не забыла, как косу держать.

— Не могу, женщины. Спешу очень. На обратном пути загляну, — весело откликнулась Сидрат.

— Всю жизнь ты спешишь. И как только мать тебя в утробе держала девять месяцев, — не унимались женщины.

— Ой, ой, ой, умираю, — застонал Садык, хватаясь за живот. Он упал в траву и стал кататься по ней, изображая немыслимую боль.

— Ой, хоть нас пожалей, если о работе не думаешь, — падали от хохота женщины, обступив его.

— А ну, покажи живот, — сказала Сидрат притворно строгим голосом. И, пощупав его, сказала: — Тяжелый случай. Нужна немедленная операция.

— На, докторша, — одна из женщин протянула ей серп.

— Давай! Если острый, какая разница — скальпель или серп. Знаете, какую кишку у него надо вырезать? Ленивую!

— Давно пора!

— Ой, не надо, доктор. От твоей руки все прошло уже, — ответил Садык, пританцовывая.

— Ага, испугался, — Сидрат улыбнулась.

— Не надо мне операции. Надо, чтобы ты посидела с нами. А ведь тебя не заманишь, — Садык высыпал в таз абрикосы и, облив водой из кувшина, протянул таз Сидрат. — Эти врачи немытые фрукты не едят.

— Да у вас настоящий праздник сегодня, — сказала Сидрат, с удовольствием обсасывая косточку.

— У нас каждый день так. А ну выкладывайте, что у кого есть. Обедать пора. Мой желудок уже восстание поднял, — не унимался Садык.

— Если бы по твоим часам обедали, два раза в день обед был бы. Ты, наверное, Халимат, плохо кормишь своего мужа, — смеялись женщины.

— Валлах, сестры, самое сытное ему даю. А после того как Сидрат вырезала ему слепую кишку, еще больше есть стал.

— Не иначе как положила ему безразмерный желудок, — не унимались женщины.

— Смейтесь, смейтесь, — притворно обижался Садык.

Вынесли из тени миски, кувшины. В одно мгновение на зеленой траве появились и вареная молодая картошка, и творожная чуду, и ломти холодного мяса.

— Неплохо живете, — заметила Сидрат. — Теперь буду каждый день приходить сюда.

— Знаем мы тебя… Если бы Садык не схитрил, тебя бы и сегодня с нами не было. Попробуй эту халву. Дочка из города привезла.

— Садык, что это за шишка у тебя над глазом? Уж не подрался ли ты с Халимат? — спросила Сидрат, откусывая кусочек халвы.

— А что, у тебя разгорелось желание резать меня?

— А ты разве не знаешь, как он вступил в спор с аллахом и тот наказал его? — спросила Халимат, лукаво поглядывая на мужа.

— Нет, первый раз слышу.

— Ну расскажи ей, Садык.

— Что тут рассказывать? — и Садык лениво откинулся на стог сена за спиной. — Видишь, Сидрат, как эти женщины издеваются надо мною. — Он протянул ей кувшин с бузой.

— А все-таки, Садык, — настаивала Сидрат, принимая кувшин.

— Да шутят они. Просто я прилег отдохнуть во-он под тем деревом, — он показал в сторону колхозного сада, — ну и говорю, почему на могучем дереве растут мелкие плоды, а вот на тонких стеблях, что по земле стелются, — такие огромные тыквы. Видно, аллах ошибся. Только я так сказал, как с дерева упала груша и ударила меня вот здесь. Тогда я понял, что велика мудрость аллаха. Видно, и он в свое время получил по лбу, вот и развесил на большом дереве мелкие плоды. Ведь если бы на грушевом дереве росли тыквы, несдобровать бы моей бедной голове.

— Ой, не могу, — причитала Халимат, вытирая косынкой слезы. — Тебе, Садык, видно, всем придется рассказывать этот случай, а то пойдут хабары, что это я тебя избила.

— Мы с ней в жизни только раз и поссорились, и то это стало известно всему аулу, — ворчливо сказал Садык.

— Что-то я не знаю. Забыла, наверное, — заинтересовалась Сидрат, предвкушая новую забавную историю.

— В молодости, — начал Садык, — Халимат моя, ох, и ревнивая была. Да и то правда, парень я был хоть куда, девушки на меня заглядывались. Поехал я однажды на базар, а Халимат дома оставил. Смотрю, красивая девушка продает шкурки каракуля. Мне хоть и не нужен был каракуль, но девушка-то красивая. Стою я и смотрю на нее, а делаю вид, будто — на шкурки. Вдруг кто-то как завизжит за спиной. Оглянулся — а это моя Халимат. Еле увел ее с базара. Стыдно было перед людьми, честное слово. Приехали домой, а она и глядеть на меня не хочет. Собрала вещи в узел и заявляет, что уходит к родителям. Ну, день прошел, два прошло — гляжу, моя Халимат все дома, но ко мне не подходит и спать отдельно ложится. Мне уже начало это надоедать. Тьфу, думаю, связался с глупой бабой, как вдруг ночью Халимат сама прибежала ко мне, дрожит вся и ко мне жмется. Ну, думаю, истосковалась по мужу, бедняжка. «Аллах, видно, бросил тебя в мои объятья, радость моя», — шепчу я ей. «Вор, вор», — шепчет она, дрожа.

И тогда я услышал в доме какие-то шорохи и сообразил, что к нам забрался вор. Конечно, немножко обидно мне стало, что не по доброй воле пришла она ко мне, но все-таки радость верх взяла. «Эй, вор, — закричал я. — Ты вернул мне жену — бери в моем доме, что хочешь!» Вор, вы сами понимаете, не заставил себя ждать: схватил узел, приготовленный Халимат, —