Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Приходите в одно место, называется «У Путци». Это по Дорумскому шоссе. Местные дельцы вам скажут, где это.
Значит, опять в море — мимо мокрых объятий молов, в Балтику, с гребня на гребень, в ореол, что громоздится за валом вал, скачет веселый пиратский барк, навстречу дню, уже шквалистому и обозленному, а чем дальше, тем хуже. Шпрингер стоит у рубки, вопит внутрь, перекрикивая рев бурного моря и перехлесты волн через бак и по палубам.
— Куда, по-вашему, идет?
— Если курсом на Копенгаген, — обветренное лицо фрау Гнабх, въевшиеся морщинки улыбок вокруг глаз и рта, сияет солнышком, — у них фора не больше часа…
Видимость утром плохая, берега Узедома не разглядеть. Шпрингер подходит к Ленитропу у лееров — тот смотрит в никуда, вдыхает смыкающийся аромат серой погоды.
— Все в порядке у него, Ленитроп. Бывал в переделках и похуже. Два месяца назад в Берлине мы попали в засаду у самого «Чикаго». Он прошел под перекрестным огнем трех «шмайссеров» и предложил нашим конкурентам сделку. Ни царапины.
— Шпрингер, он же там отбивался от половины советской армии.
— Они его убивать не станут. Они знают, кто он такой. Работал с наведением, у Шиллинга был лучшим, про интегрирующие цепи знает больше всех, кто еще не в Гармише. Русские предлагают фантастические оклады — лучше, чем у американцев, — они позволят ему остаться в Германии, работать в Пенемюнде или в «Миттельверке», как и раньше. Он сможет даже сбежать, если захочется, у нас в этом смысле очень хорошие связи…
— А если сто уже застрелили?
— Нет. Не должны были.
— Шпрингер, блядь, хватит — это вам не кино.
— Пока не кино. Ну, может, не вполне. Наслаждайтесь, пока можете. Настанет день, когда пленка научится поспевать, техника станет карманной и невесомой, а продаваться будет по доступным народу ценам, софиты и операторские краны уже не понадобятся, вот тогда… тогда… — По правой скуле мы приближаемся к мифическому острову Рюген. Меловые утесы его — ярче неба. В лиманах и средь зеленых дубрав висит дымка. Вдоль пляжей нанесло перламутровые гряды тумана.
Наш капитан, фрау Гнабх, держит курс к Грайфсвалъдер-Ъодден, прочесать длинные лиманы в поисках добычи. Через час (комические соло на фаготе сопровождают крупные планы старой отступницы, которая хлещет какую-то жуткую картофельную лоботомическую брагу из канистры, рот вытирает рукавом, рыгает) бесплодных поисков наши пираты нынешних дней вновь выходят в открытое море и двинутся вдоль восточного берега острова.
Начал сеяться мелкий дождик. Отто разворачивает зюйдвестки и достает термос с горячим бульоном. По небу несутся рваные тучи десятка оттенков серого. Огромные притуманенные кучи камня, отвесные утесы, ручьи в глубоких расщелинах, зеленых и серых, и шпили из белого мела под дождем — все это мимо, Stubbenkammer[315], Королевский Трон и, наконец, по левому борту — мыс Аркона, где о подножье утесов бьются волны, а сверху ветром рвет кроны белоствольных рощ… Древние славяне воздвигли здесь капище Световиду — их богу плодородия и войны. Старина Световид дела свои обделывал под целым сонмом псевдонимов! Трехглавый Триглав, пятиглавый Поревит, СЕМИликий Ругевит! Расскажите об этом своему начальству, когда оно в следующий раз упрекнет вас за то, что вы «сидите на двух стульях»! Итак, Аркона остается по левому борту за кормой…
— Вот они, — оповещает с крыши рулевой рубки Отто. Далеко-далече в море-окияне из-за Виссоу-Клинкена (белая известняковая отмычка, коей Провидение сегодня пытается отпереть палаты Ленитропова сердца), едва видимый под дождем, ныряя, держит курс крохотный белый призрак судна…
— Дай мне азимут, — фрау Гнабх хватается за штурвал и покрепче упирается ногами в палубу. — Нам нужен встречный курс! — Дрожа, Отто приседает у пелоруса.
— Держите, Ленитроп.
«Люгер»? Коробка патронов?
— Что за…
— Сегодня утром доставили вместе с яйцами.
— Вы не говорили…
— Он может несколько взволноваться. Но он реалист. Ваша подруга Грета и я знали его давным-давно еще по Варшаве.
— Шпрингер — скажите мне, Шпрингер, ну же, — что это за судно? — Шпрингер передает ему бинокль. Изящными золотыми буквами по призрачно белому носу — уже знакомое имя. — Ла… дно, — сквозь дождь стараясь вглядеться в глаза Шпрингеру, — вы знали, что я был на борту. Вы меня подставляете, правда?
— Когда это вы были на борту?
— Да будет вам…
— Слушайте… Сегодня за пакетом должен был отправиться Нэрриш. Не вы. Вас мы даже не знали. Вот вам нужно во всем видеть заговор? Я не контролирую русских, и я не сдал его…
— С невинностью вы сегодня переигрываете, а?
— Хватит собачиться, идиоты, — вопит им фрау Гнабх, — и к бою — товьсь!
«Анубис» продольно качает — лениво и призрачно, и яснее он по мере приближения не становится. Шпрингер достает из рубки мегафон и ревет:
— Добрый день, Прокаловски! Разрешите подняться на борт.
Ответом ему выстрел. Шпрингер рушится на палубу, зюйдвестка — трескучим желтым разливом, лежит на спине, а мегафон смотрит вверх и воронкой собирает дождевую воду прямо ему в рот:
— Тогда придется без разрешения… — Жестом подзывает Ленитропа: — Готовьтесь к сцепке. — Фрау Гнабх: — Идем на абордаж.
— Отлично, только, — один лишь взгляд на злобную ухмылку, осветившую лицо матушки Отто, и уже ясно, что сегодня она вышла в рейс не за деньги, — когда мне их — их таранить?
В море наедине с «Анубисом». Лени тропа неприятно прошибает пот. Зеленое скалистое побережье Рюгена — задник их действа, вздымается и опадает под шквальный ветер. Цонннг — еще один выстрел гремучкой отпрядывает от корпуса.
— На таран, — командует Скакун. Буря треплет их по-серьезу. Ликуя, фрау Гнабх мурлычет сквозь зубы, вертит штурвал, спицы мелькают, нос разворачивается, целясь в мидель. Налетает бледный борт «Анубиса» — неужто фрау собирается прорвать его прямо насквозь, аки обруч, заклеенный бумагой? За иллюминаторами лица, у камбуза дневальная чистит картошку, на дождливой палубе спит бухой в сюртуке — и соскальзывает под качку судна… а — ja, ja, огромный сине-цветастый тазик с нарезанной картошкой у нее под локтем, иллюминатор, чугунные цветы на спирали лозы, все закрашенные белым, слабо пахнет капустой и ветошью из-под раковины, узел фартука бантиком туго и уютно поверху обхватывает ей почки и ягнятки у ног ее и ja малютка, о ja, вот идет малышка — ах — вот идет вотыдёт МАЛЫШ — КАXXХ…
ОТТО! шандарахает своим суденышком в «Анубис», богоужаснейшее ушераздирающее Отто…
— Товьсь. — Шпрингер на ногах. Прокаловски отворачивается и прибавляет ход. Фрау Гнабх опять догоняет яхту с кормы по правому борту, барахтается в ее кильватерной струе. Отто раздает абордажные крюки, что издревле на ганзейской службе, — железные, щербатые, на вид полезные, — Мутти же тем временем дает самый полный. На «Анубисе» под навесы выползли парочки — поглядеть на веселуху, тычут пальцами, смеются, весело машут. Девушки с нагими грудями, усыпанными бисером дождя, шлют воздушные поцелуи, а оркестр жарит Гай-Ломбардову аранжировку «Бегаем меж капель».