Когда в 1914 г. лето сменило весну, либералы и консерваторы по-прежнему продолжали оставаться далекими друг от друга, а в Ирландии оружие продолжало поступать к обеим сторонам конфликта и не прекращалась военная подготовка. В июле, сделав последнюю попытку прийти к компромиссу, король созвал в Букингемском дворце совещание лидеров обеих сторон. Британские правящие классы, общественность и пресса были почти полностью заняты ирландским вопросом и не обращали внимания на то, что происходило в Европе, даже когда Франц-Фердинанд – наследник австрийского престола – был убит в Сараеве 28 июня. Асквит, который теперь влюбился в молодую женщину гораздо моложе себя по имени Венеция Стенли, впервые упомянул о нарастающем кризисе на континенте в своих ежедневных письмах к ней лишь 24 июля, в день завершения совещания в Букингемском дворце еще одним провалом. И если англичане не замечали, что делается у их соседей, европейские страны пребывали в остолбенении от зрелища британского общества, явно балансирующего на грани гражданской войны. Как сказал русский царь английскому послу, он находил ситуацию в Великобритании трудной для понимания и выразил надежду, что она не окажет влияния на позицию Великобритании в международных делах[1517]. Германия и Австро-Венгрия имели иную точку зрения; если повезет, Великобритания окажется слишком разъединенной внутренне, чтобы воевать в случае начала войны[1518].

В начале 1914 г. это казалось большинству европейцев не более вероятным, чем в прошлое десятилетие. Конечно, продолжала существовать напряженность: Великобритания и Германия по-прежнему участвовали в военно-морской гонке, Франция и Германия не приблизились ни на шаг к более дружественным отношениям, а Россия и Австро-Венгрия по-прежнему маневрировали друг против друга на Балканах. К 1914 г. русские националисты уже усердно баламутили русинов в австрийской Галиции, что и раздражало, и беспокоило Вену[1519]. (Это имело и положительные и отрицательные стороны; монархия также поощряла католических священников переходить границу и обращать в свою веру русинов на территории России.) И внутри альянсов тоже существовали очаги напряжения. После Балканских войн отношения между Германией и Австро-Венгрией ухудшились; немцы считали, что их союзники безрассудно рисковали войной с Россией, тогда как в Австро-Венгрии были возмущены тем, что Германия оказалась плохим другом. Монархия также негодовала, видя растущие капиталовложения и влияние Германии на Балканах и в Османской империи. Несмотря на Тройственный союз, Италия и Австро-Венгрия продолжали соперничать за влияние в Албании, а общественное мнение в Италии по-прежнему было обеспокоено правами италоговорящих подданных Дуалистической монархии. Отношения между этими двумя державами достигли такой низкой отметки к лету 1914 г., что ни итальянский король, ни официальный представитель Италии не присутствовали на похоронах Франца-Фердинанда. В 1912 г. Германия и Австро-Венгрия договорились обновить Тройственный союз, быть может, для того, чтобы уверить друг друга в своей надежности, а также чтобы удержать в нем Италию.

«Члены Антанты, – сказал русский посол в Германии, – всегда находятся в согласии между собой; однако Тройственный союз – полная противоположность. Если Австро-Венгрия задумает что-то, то она торопится осуществить задуманное. Италия иногда примыкает к другой стороне, а Германия, которая объявляет о своих намерениях в самый последний момент, главным образом вынуждена поддерживать своих союзников, будь то к лучшему или худшему»[1520]. Хотя в самой Антанте соперничество между Великобританией и Россией за Центральную Азию и Персию никогда не прекращалось, и к весне 1914 г. Грей и его главные советники опасались, что договоренность о том, что российская сфера влияния – север Персии, а английская – ее юг, находится на грани срыва.

Ожидаемый развал Османской империи был искушением для внешних сил соперничать друг с другом за черноморские проливы и Константинополь, равно как и вообще в турецкоговорящей Малой Азии и на ее обширных арабских территориях, включавших современные Сирию, Ирак, Ливан, Иорданию, Израиль и большую часть Саудовской Аравии. Правительство России, вероятно, понимало, насколько ограниченны ее возможности захватить проливы, но русские националисты продолжали агитировать за то, чтобы Россия взяла ее, по их мнению, законное наследство. Австро-Венгрия, которая в основном держалась в стороне от борьбы за колонии, теперь проявила интерес к установлению своего присутствия в Малой Азии, отчасти чтобы компенсировать череду недавних поражений на Балканах. Это вызвало обеспокоенность у обоих ее союзников; Германия и Италия мечтали создать свои колонии на Ближнем Востоке, когда исчезнет Османская империя[1521]. А сам «инвалид» проявлял удивительные признаки жизни. Младотурки, которые теперь прочно вернули себе власть, пытались централизовать и упрочить правительство. Они укрепляли свою армию и купили у Великобритании три линкора, которые после прибытия решительно изменили баланс сил против русского флота. Россия ответила тем, что начала строить свои собственные линкоры, но у Османской империи было преимущество в 1913–1915 гг.[1522]

В конце 1913 г. среди стран Антанты промелькнула озабоченность, когда просочились новости о том, что немцы расширяют свою военную миссию в Османской империи и уже послали туда генерала Отто Лимана фон Сандерса. Так как у него были широкие полномочия в области обучения и поддержки османских вооруженных сил и он командовал армейским корпусом, базирующимся в Константинополе, это должно было резко усилить влияние Германии в Османской империи. Вильгельм, который втайне разрабатывал эти планы вместе с ближайшими военными советниками, сказал Лиману: «Либо немецкий флаг вскоре будет развеваться над укреплениями на Босфоре, либо я разделю печальную судьбу великого изгнанника на острове Святой Елены»[1523]. И снова гражданское руководство Германии встало перед проблемой разрешения нежелательных последствий действий безответственного и независимого императора.

До этого момента Россия и Германия довольно успешно сотрудничали в Османской империи. В ноябре 1910 г. царь Николай нанес визит Вильгельму в Потсдаме, где они подписали договор по Османской империи, который убрал по крайней мере один источник напряженности: Россия пообещала не подрывать новое правительство младотурок, а Германия – поддерживать реформы в Османской империи. Немцы также признали российскую сферу влияния на севере Персии и успокоили опасения России, передвинув проектируемую железную дорогу Берлин – Багдад южнее. Бетман был доволен: «Визит русского царя прошел лучше, чем ожидалось. Монархи общались друг с другом открыто и расслабленно, будучи в самом лучшем, почти веселом расположении духа»[1524]. Два правителя встретились снова на своих яхтах летом 1912 г. в балтийском порту Палдиски (сейчас он находится в Эстонии) как раз перед началом Балканского кризиса. Александра, по словам Сазонова, «демонстрировала лишь скуку, как обычно в таких случаях», но встречи проходили в «спокойном и дружеском тоне». Коковцов и Бетман, которые также на них присутствовали, тихо жаловались друг другу на то, как трудно сопротивляться давлению со стороны общества в связи с увеличившимися военными расходами. Вильгельм громко рассказывал бесконечные анекдоты. «Я должен признаться, – сказал Сазонов, – что не все из них мне понравились». Кайзер также посоветовал царю смотреть на восток и наращивать силы против Японии. Николай слушал его с обычной сдержанностью. «Слава богу! – сказал он Коковцову после окончания встречи. – Теперь не нужно следить за каждым словом, чтобы оно не было истолковано так, как и во сне не приснится». Но Николай испытал облегчение, потому что Вильгельм несколько раз сказал, что не позволит ситуации на Балканах привести к мировой войне[1525].