укрепление государственности на территории Восточной Европы, государственности, находящейся в руках русской варварской, феодализирующейся, а позднее уже и чисто феодальной верхушки, имели огромное значение в формировании древнерусской народности. Киевское государство политически объединило восточнославянские, русские, племена, связало их общностью политической жизни, культуры, религии, общей борьбой с «ворогами» и общими интересами на международной арене, историческими традициями, способствовало появлению и укреплению понятия единства Руси и русских.

Развивающиеся торговые связи между отдельными областями Руси, сношения между русским населением различных земель, установившиеся в результате «нарубания» воев, хозяйничания княжих «мужей», расширения и распространения княжеской государственной и домениальной администрации, освоение княжой дружиной, боярами, их «отроками» все новых и новых пространств, полюдье, сбор дани, суд, переселения по своей инициативе и волей князя, расселение и колонизация, совместные походы, поездки и т. п. — все это в совокупности постепенно разрушало культурную, языковую, племенную и территориальную разобщенность. В племенные и областные диалекты проникают элементы диалекта соседей, в быт населения отдельных областей — черты быта русского и нерусского «людья» других мест, и т. д. Обычаи, нравы, быт, порядки, религиозные представления, сохраняя много различия, в то же самое время приобретают общие черты, характерные для всей Русской земли. И так как «главное орудие человеческих торговых сношений есть язык», то эти изменения в сторону единства в этнокультурном облике русского населения Восточной Европы идут прежде всего по линии установления общности в языке, так как язык — основа народности[777]. Народность — понятие этническое, и, говоря о древнерусской народности, мы будем исследовать вопросы этнического порядка, а следовательно, в первую очередь — языкового. Нужно прежде всего подчеркнуть, что уже в племенных диалектах наблюдаются явления, свидетельствующие о развитии в сторону некоего единства. В этом отношении характерен говор полян, говор «Руси», полян, «яже ныне зовомая Русь». Еще в очень отдаленные времена говор населения киевского Приднепровья впитал в себя элементы языков пришельцев в эту местность, славянского и неславянского происхождения, особенно с того момента, когда Киев стал центром древнерусского государства. Киевский диалект формировался в результате сложных процессов схождений и выдвигался в качестве общерусского языка. Поэтому-то древнекиевские говоры носили своеобразный «серединный», переходный, как бы собирательный характер. И лишь с течением времени, после Батыева нашествия они передвинулись на север, сохранившись здесь, в киевском Полесье, в виде окраинных, тоже переходных диалектов.

В Древней Руси, стране городов, «Гардарики» скандинавских саг, в X–XI вв. в результате роста городов, развития ремесел и торговли происходил процесс интенсивного выделения городского диалекта, носящего общерусский характер и отличающегося от пестрых племенных диалектов, трансформирующихся из древних племенных языков. Население городов по своим языковым, этническим особенностям начинает отличаться от сельского населения. В городах Киеве, Чернигове, Переяславле, Новгороде, Полоцке, Ростове, Суздале, Пскове, Владимире, Перемышле и других сосредоточивается дружинная и купеческая верхушка — «русь», в узком смысле слова, «русы» Константина Багрянородного и арабских источников. Они сходятся в города со всех сторон: в Киеве сидят купцы и воины-дружинники из «Червенских градов», из Новгорода и Ростова, из Смоленска и Чернигова, из земель волынян и словен, мери и кривичей, северян и радимичей; в Новгороде можно встретить «киян» и псковичей, ростовцев и полочан, черниговцев и переяславцев. Это — «русины», живущие в Новгороде. В «Червенские грады» приезжают и живут те же «кияне» и смоленцы, купцы из Ростова и Любеча, «вои»-дружинники из разных концов Руси. Здесь, в чужих краях, они воспринимают элементы местных диалектов, местных обычаев, но между собой они говорят на особом, им, этой городской верхушке, присущем диалекте, своеобразном койне, в котором разные племенные различия были сглажены и имели место иноземные заимствования (скандинавские, греческие, финно-угорские, тюркские). Пестрая, многоплеменная русская городская верхушка, «русы», впитавшая в себя иноплеменные элементы — норманнов, финнов, тюрок и т. д., вырабатывает свой особый, сложный и более богатый, нежели сельские, диалект, в основу которого был положен язык «Руси», т. е. Киева, земли полян, давно уже прекративших свое существование как племя. Слабая диалектическая окраска киевской письменности объясняется не только влиянием «книжного» языка, но и прежде всего тем, что в разговорной речи киевлян не было многих старых диалектизмов, чем и обусловлено, на первый взгляд, хаотическое смешение местных диалектизмов в письменности древнего Киева. Это койне «русов» распространяется и на периферию, но последняя несравненно более консервативна и устойчива, нежели подвижная городская «русь». В языке деревни Киевской Руси старые племенные отличия сохранялись в гораздо большей степени, нежели в языке «русов», хотя этот последний через жителей городов, купцов и княжеских «мужей», через законы и «книжность» проникал в деревню и оказывал на ее язык известное влияние, вызывая нивелировку, хотя и шедшую среди сельского населения несравненно медленнее, нежели в городе. В городах Древней Руси еще до появления письменности начал формироваться общий разговорный язык, с массой политических, юридических, хозяйственных терминов, с иноземными заимствованиями, отражавший сложную структуру общественного строя Руси I–XI вв. Это был язык господствующей верхушки «полупатриархальной-полуфеодальной» Руси, и представители ее в различных городах страны имели в своем языке несравненно больше общих черт, что отразилось в языке источников, даже правовых, нежели «сельское людье» различных областей древнерусского государства. Песни, былины и сказания, широкое развитие которых в Древней Руси отразилось в наших источниках, необычайная распространенность народного эпоса, результатом которой были появление и перекочевка эпических мотивов в разные уголки страны, — все это в совокупности не могло не выдвинуть язык эпоса с его отвлеченными понятиями, стандартами и элементами чужеземного эпоса, не известными речи деревенского населения, на ступень своеобразного народного речевого койне. Другим руслом формирования общерусского языка был язык правовых документов и норм, язык деловой литературы, возникший еще до «Русской Правды», во времена «Закона русского», а быть может, и до него. Он вырос из разговорной речи, но специфика его, особое содержание и употребление главным образом все той же верхушкой, княжими «мужами», сделали его внедиалектным, или, точнее, наддиалектным[778].

Так, еще в дописьменные времена в Древней Руси начал складываться в городах и в районах, к ним примыкающих, общерусский разговорный язык, в котором диалектные особенности были уже сглажены, язык сложный, с рядом новых понятий, с некоторыми заимствованиями. Быть может, древние и непосредственные связи с Болгарией привели к некоторому сближению (вторичному?) городского языка Руси с болгарским, что в совокупности с другими рассмотренными нами явлениями привело к тому, что древнецерковнославянский язык, возникнув в родственной, но не тождественной языковой среде, так быстро привился на Руси. В этом нельзя не видеть еще одного доказательства наличия общего древнерусского дописьменного языка, приближающегося по структуре к древнецерковнославянскому, чем и была подготовлена почва для распространения этого