Определения, некогда бывшие очень жесткими, становятся все более пластичными, как и отношения, которые они характеризуют. В частности, женщины, раньше называвшиеся любовницами, поскольку они состояли в долгосрочных интимных отношениях с мужчинами, которые не являлись их мужьями, теперь могут называться подругами, партнершами или компаньонками. Как будто все это недостаточно сбивало с толку, многие женатые мужчины и замужние женщины стали считать, что такие слова, как жена, муж и супруг, чем-то унижают их достоинство, и предпочли называться партнерами. Многое здесь зависит от восприятия себя самих: женщины получили право самостоятельно определять, кто они такие и как их следует называть.

Очевидно, что некоторые женщины идеализировали уходящее прошлое, в частности отношения, в которые вступали любовницы, и искали общения с такими мужчинами, которые были готовы их содержать. Другие женщины стали любовницами случайно, полюбив женатых мужчин, которые не собирались на них жениться и не хотели с ними расставаться{586}.

Двумя знаменитыми женщинами, олицетворявшими эти очень разные типы отношений, являются Памела Гарриман и Лилиан Росс. Гарриман была любовницей многих очень богатых мужчин, она прошла через 1960-е годы, не увлекшись модным тогда феминизмом и пересмотром взглядов на отношения между мужчиной и женщиной. Росс, хорошо известная писательница, была любовницей женатого мужчины, который никак не мог решиться на развод с женой. Гарриман и Росс — выдающиеся женщины, но их истории отражают события из жизни бесчисленного множества простых женщин, основанные на нравах, уходящих корнями в глубину веков, и потому бурные 1960-е годы не затронули их внебрачные связи.

С другой стороны, французская писательница Симона де Бовуар превозносила личную независимость и освобождение от того, что она осуждала как ханжество и оковы брака. Романы и очерки, в которых она описывает и анализирует свои бурные и порой мучительные связи с близкими ей по духу интеллектуалами, Жаном-Полем Сартром, а позже — с американским писателем Нельсоном Олгреном, оказали влияние на несколько поколений женщин, которые руководствовались идеями писательницы, когда принимали решение о том, какую форму отношений с мужчинами выбрать.

Мое рассмотрение современного подхода к понятию «любовница» дополняют портреты трех ныне живущих женщин, неизвестных, но представляющих огромное число своих современниц. Все трое были любовницами, но их представления и опыт столь же своеобразны, как и они сами. Тем не менее феминизм и новые представления о гендерном равенстве затрагивают каждую из них, хотя и по-разному.

Когда в 1997 г. Памела Дигби Черчилль Гарриман скончалась, в некрологе, опубликованном в лондонской «Таймс», ее назвали «одной из великих куртизанок своего века», а «Дейли мейл» окрестила ее «экспертом мирового класса по предельным возможностям богатых мужчин». Обозреватель «Мейл» добавил: «Когда историки оглянутся назад на XX век, они повсюду обнаружат там следы помады Памелы Гарриман»{588}.

Следы от помады Памелы оставались на губах некоторых наиболее могущественных в мире людей. В частности, троих ее мужей — Рэндольфа Черчилля, сына сэра Уинстона; Лиланда Хэйуорда, бродвейского («Звуки музыки», «Саут пасифик», «Цыган») и голливудского продюсера; и Аверрела Гарримана — бывшего губернатора Нью-Йорка и дипломата. Кроме того, она состояла в любовной связи с внушительным количеством мужчин, отказавшихся на ней жениться: в этом списке среди прочих значились итальянский промышленник Джанни Аньелли, французский банкир Эли де Ротшильд и Эдвард Р. Марроу — радио- и тележурналист, который оказался ближе других к тому, чтобы разбить любвеобильное сердце Памелы.

Отец Памелы, одиннадцатый барон Дигби, растил детей в Минтерн Магне — его занимавшем 1500 акров земли родовом имении, где в пятидесятикомнатном особняке, помимо хозяев, жили и работали двадцать два слуги. Но Памела стремилась не столько к благосостоянию, сколько к роскоши, и она решила найти такого мужа, который мог бы исполнить это ее желание.

Несмотря на ее очевидную красоту и пламенно-рыжие волосы, Памела не привлекала желанных поклонников. «Англичанам она не нравилась», — вспоминала одна светская львица{589}. Позже Пэм всю жизнь предпочитала европейцам американцев, особенно мужчин старше себя, которым импонировали ее бьющая через край радость молодости и сексуальная доступность и которые давали ей достаточно денег, чтобы она могла вести значительно более красивую жизнь, чем позволяли средства, выделявшиеся ей доверявшими ее благоразумию родителями.

Вскоре Пэм встретила единственного сына Уинстона Черчилля, распутного и пьющего Рэндольфа Черчилля, который сделал ей предложение во время их первого свидания. Шла Вторая мировая война, вскоре Рэндольф должен был отбыть на воинскую службу, он думал, что его убьют на фронте, и потому искал женщину, которая без долгих уговоров произвела бы на свет его наследника. Пэм, девушка здоровая и привлекательная, представлялась ему вполне подходящей кандидатурой на роль матери его ребенка. Несмотря на то что ему уже отказали по меньшей мере восемь других женщин, Пэм согласилась на его предложение, сделанное без любви. Уже через несколько дней после объявления о помолвке они с Рэндольфом сочетались браком.

Вскоре Пэм забеременела, и рождение их с Рэндольфом ребенка, Уинстона, навсегда связало ее с теми людьми, которые составляли окружение Черчиллей. Рэндольф, забавлявшийся в кровати с другой женщиной, когда его жена рожала их сына, больше ей не требовался.

Вскоре можно было обойтись и без Уинстона, которого Пэм вверила заботам няни, жившей в доме ее подруги. После этого, не обремененная ни сыном, ни мужем, который к тому времени уехал на войну, она стала жить двойной жизнью: Памела обладала влиянием и престижем как невестка видного государственного деятеля, старшего Черчилля, и в этом качестве являла собой воплощение благопристойности; в то же время она вела захватывающую личную жизнь, заводя многочисленных любовников.

Одним из них был женатый и невероятно богатый Уильям Аверелл Гарриман, находившийся тогда в Лондоне по делам. Сухопарый и исполненный достоинства американец произвел на Пэм такое же неизгладимое впечатление, какое на него произвела невестка Уинстона Черчилля. Аверелл предоставил в ее распоряжение прекрасную квартиру и обеспечивал ее деньгами на расходы, а если ему случалось узнать, что его новая любовница вступала в интимные отношения с другими мужчинами, это его особенно не беспокоило.

Через некоторое время Аверелла Гарримана перевели из Лондона в Москву. В качестве основного любовника Пэм дипломата сменил Эдвард Р. Марроу — американский радиожурналист, работавший в Лондоне и сообщавший своим согражданам о ходе военных действий. Она испытывала к Эду Марроу настолько сильные чувства, что не обращала внимания на отсутствие у него солидного состояния, зато Пэм ценила его статус журналиста высочайшего класса.