– или благоразумно молчаливым – для исцеления и сохранения в тайне моего недуга.

Между тем донесения сообщали, что состояние Марии не улучшается. А Фицрой буквально чах на глазах преданного Генри Говарда. Я не мог привезти дочь сюда, ради ее же безопасности (пока, разумеется, она не приняла присягу), но сын должен быть рядом.

Потом пришло известие о том, что заболела Екатерина. «Очевидно отравление», – говорилось в донесении. Таким образом, несмотря на все предосторожности и подозрительность Екатерины, Анне удалось одержать победу. И уже не имело значения, использовались сверхъестественные или естественные методы (вроде подкупа кухарок и ядовитых порошков). Важно было лишь то, что Анна взяла верх. К тому же теперь она вынашивала ребенка, права которого закреплялись Актом о наследовании, поэтому мы все стали для нее незначительными фигурами, особенно я сам. И об этом мне постоянно напоминала стреляющая в ноге боль.

Шапюи безумно переживал как за Екатерину, так и за Марию, выдав, что его личная привязанность к ним выходит за рамки политических маневров. Он умолял, чтобы ему позволили навестить вдовствующую принцессу, но я медлил с выдачей такого разрешения. По моему разумению, любое внимание со стороны Шапюи, отягченное откровенной озабоченностью, могло побудить Анну еще больше навредить Екатерине и тогда ей никто уже не поможет. Желая угодить мне, посол даже предложил устроить теннисные матчи, о которых я давно просил его.

– В крытом дворе Хэмптон-корта можно играть даже в плохую погоду, – заявил он.

– Хорошо, хорошо, – уклончиво ответил я.

Из-за боли в ноге я не мог бегать, но надеялся, что мне станет лучше к Рождеству.

– Поиграем на праздниках, когда мы переедем туда.

Буду ли я ходить к тому времени? На что еще осмелится посягнуть Анна? Я должен посоветоваться с Кромвелем, совершенно неразборчивым в средствах, но крайне благоразумным.

– Я должен избавиться от нее! – воскликнул я.

– Мы же с вами договорились, что пока жива Екатерина… – начал Крам.

– Ага! Значит, если Екатерине суждено умереть, то Анну можно будет отвергнуть, – закончил я.

К гибели Екатерину привели собственные ненависть и ревность! Именно злобные чувства вынуждали ее томиться и чахнуть в изоляции.

– Можно отправить ее в заточение… Скажем, в место, предназначенное для пребывания бывших жен, – предложил Кромвель.

– О боже, вы говорите так, словно намерены создать для подобных нужд постоянное заведение! – резко бросил я.

– Нет-нет, ваше величество, – заверил он меня. – Ничего подобного. Постоянное заведение слишком дорого обойдется… казначейству.

Поудобнее устроившись в кресле, я положил ногу на мягкую скамеечку. Мне хотелось рассказать Краму о больной ноге, но я боялся. Здесь никому нельзя доверять! Из-за страха предательства я перестал искренне делиться личными переживаниями… Я вздрогнул: так вот о чем предупреждал меня отец… Как ужасно полное одиночество. Он утверждал, что такова цена царствования. Но прав ли он? В настоящее время, увы, да. А стоит ли оно того? И второй ответ тоже, к сожалению, был утвердительным. Человек может привыкнуть к любым лишениям.

– Крам, вы должны развести нас, – повелительно произнес я. – Призовите на помощь всю свою изворотливость, но найдите способ разлучить меня с королевой. Она пользовалась запрещенными средствами, чтобы устроить наш брак; вы же с помощью законных мер должны разрушить и уничтожить ее колдовское хитроумие.

Стрела боли просверливала мне ногу, а я продолжал рассуждать, едва удерживаясь от крика.

– Сразу после рождения ребенка… она должна быть развенчана.

Все во мне сжалось от немыслимых мучений, но воля моя велика, она не даст вырваться предательскому стону. Крам никогда не услышит его.

– Ходят слухи, – сказал он, – о заговоре в Нортумберленде и западных пограничных графствах с целью похитить Екатерину.

Неужели он никогда не уйдет? Скоро я не смогу удержаться от болезненной гримасы.

– Значит, ее мечты сбываются, папские силы пришли в движение, – предположил я. – Неизбежный ход событий. Однако… – я вздохнул, вытерпев очередной приступ, – если Екатерина серьезно занемогла, ничего у них не получится.

Да, дьявол поступил глупо, нанеся удар Екатерине.

– Покинув Англию, она может выздороветь.

Верно. В Европе ее тщеславие, политое потоками лестных и угодливых речей, расцветет с новой силой, что наверняка пойдет ей на пользу.

– Берега Англии принцесса не покинет никогда, – заявил я. – А что до ее заблудших странствующих рыцарей, то мы исподволь, незаметно собьем их с пути, и если все-таки они созреют для решительных действий… то быстро убедятся, что увязли в непроходимой трясине.

Бедная Екатерина. Должно быть, она так и не узнала о своих вероятных спасителях.

– Я пошлю вдовствующей принцессе знак поддержки, дабы облегчить ее болезнь, – сказал я Краму. – Но не с Шапюи. Нет, вы отправите ей посылку с лакомствами с одним из моих музыкантов… Позаботьтесь об этих земных дарах.

Слава богу, я нашел чем озадачить его. Если бы он задержался, не дав мне помассировать ногу, то, несомненно, услышал бы мои стоны.

Беременность Анны протекала хорошо; в ее чреве находилось самое здоровое существо во всей Англии. Пока магия причиняла вред окружавшим ее врагам, спасительный ребенок рос и крепчал.

Колесо года плавно катилось к темному завершению. Язва на моей ноге не заживала, но, по крайней мере, перестала увеличиваться. Фицрой, вызванный мной ко двору под предлогом рождественских праздников, по-прежнему мучился кашлем (он кашлял точно так же, как мой отец), лицо его неизменно покрывала смертельная бледность, однако мальчик не чувствовал ухудшения болезни. Состояние здоровья Марии казалось шатким и неопределенным, и мне предстояла мучительная задача: отказать Екатерине, умоляющей о встрече с дочерью. Шапюи получил от вдовствующей принцессы письмо:

Я умоляю Вас поговорить с королем, пожелайте ему от меня исполниться милосердия и послать ко мне нашу дочь, ибо я сама готова заботиться о ней, следуя наставлениям моего личного лекаря и других целителей. И если Господу будет угодно забрать ее из этого мира, я избегну адских мук и мое сердце успокоится сознанием того, что я сделала все возможное. Передайте его королевскому величеству: мне не нужно никаких иных одолжений. Мария будет лежать на моей собственной кровати в моей опочивальне, и я лично буду неустанно ухаживать за ней.

Я обращаюсь к Вам, зная, что никто в этом королевстве, кроме Вас, милорд, не осмелится изложить королю мою просьбу. Я молю Господа вознаградить Ваши заботы.

Из Кимболтона. Королева Екатерина

Я представил себе плачевную картину: старая, больная Екатерина, сама с трудом волоча ноги, ухаживает за Марией, надеясь своей ревностной заботой вернуть дочери здоровье. Ей хотелось успокоить свое сердце. Но правда заключалась в том, что на ее особу ревностно предъявили права два других