И вот уже тогда Настя с удовольствием возьмёт девочку под своё крыло.

Никому не отдаст!

Ещё бы! Столь великая сила в столь юном возрасте?! Всего девятнадцать лет, а уже заслужила звание богини. А в XXI веке это будет посложней, чем во времена античности, когда всего один фокус мог заставить всех вокруг пооткрывать рты.

Это же сколь велик её внутренний резерв! Сколь многого она сумеет достичь прежде, чем косность древних скуёт её рассудок! Даже Настя, сбежавшая из дома в Антарктиду примерно в том же возрасте, имела бесконечно более низкий потенциал. Ей потребовалось около тридцати лет работы с лучшими умами Южного Полюса, чтобы достичь примерно того же уровня, какой слечна Глашек имеет сейчас. Подобную возможность нельзя упускать! Преступно!

Лешая обязана стать ученицей Анастасии Романовой! Лишь так можно гарантировать раскрытие этого потенциала!

Да, Броня Глашек станет богиней. Богиней Хаоса. Она будет ломать старый порядок неостановимой мощью прогресса!

— Ай! — пискнула Клеопатра, когда задумчивая русская царевна чересчур сильно сжала пальцы на нежной плоти самозваного египетской богини. — Право слово, Анастасія, съ чего вдругъ вы стали столь грубы?!

Настя удивлённо хлопнула двумя парами глаз, но быстро вспомнила, где находится и тотчас же подобрала в своих закромах социальных взаимодействий самую очаровательную улыбку и самый учтивый из возможных ответ:

— Просто наша съ вами встрѣча раздула въ моемъ сердцѣ изъ углей непріязни огонь жгучей ненависти по отношенію къ османамъ, — царевна взяла двумя пальчиками подбородочек Клеопатры и приподняла его, чтобы той было тяжелей отвести взгляд от изумрудных очей собеседницы. — Благо въ скорости она сумѣетъ найти выходъ, а сіянію Египта не будутъ препятствовать жадность и зависть султана.

В этот момент уже не выдержал Птолемей. Вот у кого раздражения за последний час накопилось чрезмерно много, но только сейчас он мог его выплеснуть способом, который не оскорбил бы и не спугнул бы вздорную русскую царевну.

— Ненависть къ османамъ? Неужто Мехмеду стоитъ опасаться гнѣва спящаго медвѣдя?

Настя улыбнулась.

— Вы интересуетесь, нанесетъ ли Россійская Имперія ударъ Османской? Само собой «да». Намъ есть, что дѣлить. Тѣ же выходы въ Средиземное море.

Обычно люди уровня русской царевны были более осмотрительны в выборе слов. Но ведь она была заинтересована в эскалации конфликта, а потому говорила нагло, громко, прямо.

Более того, её совершенно не волновало, удастся ли убедить Никки в необходимости ударить по османам. Вдруг племянничек окажется не такой дурак, каким Настя его полагала, и осознает, что распылять силы ему попросту не выгодно? Что лучше сосредоточиться на столкновении с ЕССР и не искушать судьбу лишний раз.

Если была возможность втянуть в мировую войну лишнего участника, русская царевна не могла упустить её.

Тем более, что судя по недавней войне с Маньчжурией, о которую форгерийская родина Насти обломала зубки, Никки не разочарует тётушку. Он был достаточно горд и безрассуден, чтобы ввязаться в противостояние, для которого у него попросту не имелось материально-технической базы, и для которого требовалось впихнуть в логистические схемы, непривычные к подобным объёмам перевозимых техники и человеческого ресурса, невпихуемое. И это при том, что Маньчжурия к этой схватке была более, чем готова.

Вряд ли Никки за это недолгое время сильно поумнел. Глупый и гордый. Он выслушает историю о том, как Настя подговорила Египет к бунту против Стамбула. Он доверится могучей тётушке, столь красочно рассказывающей о мощи антарктидянина Руфуса Маллоя. Он разделит силы и направит их по разным направлениям.

И война затянется. День за днём. Месяц за месяцем. Год за годом. Люди будут убивать друг друга, а государства, поставившие казну на войну — нищать. Очень скоро они окажутся в ситуации, когда им потребуются деньги. И ячейка Насти получит наконец-таки тела в количестве, достаточном для проведения экспериментов по стабилизации вероятностей на регулярной основе.

Вуаль будет порвана. И перед антарктидянами откроется Новый Фронтир.

С новыми источниками праха.

Настя не скрывала мечтательной улыбки, уверенная, что фараон истолкует её по-своему.

И он истолковал.

— Для Египта будетъ честью помочь нашимъ сѣвернымъ друзьямъ съ морскими путями, — Птолемей улыбнулся холодной довольной улыбкой. — Это пойдетъ на пользу торговлѣ.

Антарктидянка нехотя оторвала руку от бедра Клеопатры и подняла строго палец.

— То дѣла будущаго. Далекаго будущаго. Но что насчетъ чего-то поближе? Мой племянникъ можетъ разсчитывать на то, что вашъ народъ также возьметъ въ руки оружіе и присоединится къ намъ въ этомъ богоугодномъ дѣлѣ?

Улыбка фараона стала чуть более холодной. Теперь она выглядела натянутой.

Птолемей не хотел давать чересчур уж рискованных обещаний. Однако обстановка, в которой шла беседа, обязывала.

— Въ нашемъ народѣ давно царятъ націоналистическіе настроенія. Однако его нельзя упрекнуть въ невѣрности сюзерену.

Настя подняла бровь.

— А кто сюзеренъ вашему народу? Фараонъ али султанъ?

— Народу виднѣй, — кровожадная улыбка на губах собеседника не оставляла сомнений в том, какой именно смысл вкладывает сию обтекаемую формулировку.

Однако пламени в глазах и сердце Птолемея было недостаточно. Царевна вздохнула, закатила очи и поднялась на ноги. Одним телом. Второе всё ещё лежало в обнимку с Клеопатрой и благодушно принимало угощение у неё из рук.

Настя стремительным твёрдым шагом подошла к широкому окну дворца, укрытому лёгкими прозрачными занавесками, и раскинула руки в стороны.

— О, племя раболѣпное!

Она опёрлась на подоконник и, выдержав паузу, продолжила.

— Ладно. Разъ вести подобные разговоры для васъ тяжко, давайте поговоримъ о томъ, что вамъ было бы пріятнѣй. Кажется, вы упоминали, что неравнодушны къ торговлѣ и были бы счастливы поторговать немного съ Россійской Имперіей. А какъ насчетъ Антарктиды?

Птолемей тотчас же вбодрился. Подобрался, чуть подался вперёд. Не хватало ещё, чтобы он ручки потёр, как стереотипный скупердяй, уха которого коснулись речи о наживе.

— Это эксклюзивное предложеніе?

Настя фыркнула.

— Разумѣется, нѣтъ. Однако вы услышите его въ числѣ первыхъ. Южному Полюсу нуженъ прахъ. Много-много-много праха. За цѣной не постоимъ.

Брови собеседника поползли вверх. Похоже, он начал о чём-то догадываться. Однако, даже если и так, это не имело никакого значения.

Глас выгоды громче любого другого.

— Въ такіе моменты я даже жалѣю о томъ, что въ Форгеріи принято мумифицировать только благородныхъ.