— Очень хорошо, капитан Канин, — сказала она, пытаясь вложить в эти слова все достоинство, какое ей удалось сохранить.

У него был бы совсем другой тон, если б меня стошнило ему на сапоги. От картины, которую услужливо подсказало воображение, Эгвейн передернуло.

Кольцо Великого Змея и кольцо-тер'ангриал висели теперь на кожаном шнурке у нее на шее. Девушка кожей чувствовала прохладу каменного кольца, и этого было достаточно, чтобы противостоять влажному теплу воздуха. Но Эгвейн понимала, что чем чаще она пользовалась тер'ангриалом, тем больше ей хотелось прикасаться к нему, хотелось, чтобы ни ткань, ни кошель не разделяли камень и ее тело.

Тел'аран'риод все еще показывал слишком мало и не мог помочь ей. Иногда возникали образы Ранда, или Мэта, или Перрина, и все же чаще они появлялись в тех ее снах, когда она не использовала тер'ангриал, но уловить какой-нибудь смысл в увиденном она не могла. Шончан — о них она не желала думать. Ночные кошмары с Белоплащником, который сажал мастера Лухана в центр огромного зубастого капкана вместо наживки. Почему у Перрина на плече сокол и почему важно, что он выберет: топор, с которым он ходил, или молот кузнеца? Что значит игра Мэта с Темным в кости? И он все время кричал: «Я иду!» Почему? И почему во сне казалось, что он кричит ей? И Ранд. Он крался сквозь кромешную тьму к Калландору, а вокруг него двигались фигуры шестерых мужчин и пяти женщин. Некоторые из них охотились за ним, другие не замечали его, третьи пытались направить его к мечу из сияющего кристалла, а кое-кто пытался помешать ему достичь меча. Но кажется, никто из них не знал, где он находится, или они могли видеть его только в кратких вспышках. В глазах у одного из мужчин горело пламя, и он очень желал, чтобы Ранд был мертв. Его страстное желание смерти Ранда было настолько сильно, что Эгвейн почти чувствовала его на вкус. Ей показалось, что она знает его. Ба'алзамон! Но кто остальные? И снова Ранд — в той сухой пыльной комнате, облепленный маленькими существами, которые впивались ему под кожу. Ранд — противостоящий целому полчищу Шончан; Ранд — противостоящий ей и женщинам вместе с нею, а среди них — шончанка. Все это смущало Эгвейн, приводило в замешательство. Хватит думать о Ранде и о других, надо попытаться понять, что ее ждет впереди. Что замыслили Черные Айя? Почему во сне я не вижу ничего о них? Свет, почему я не могу узнать, как мне добиться того, чего я хочу?

— Спустите лошадей на берег, капитан, — сказала она Канину. — Я сообщу госпоже Мариим и госпоже Кариле о прибытии. — Найнив была Мариим, а Илэйн — Карилой.

— Я уже послал человека оповестить их, госпожа Джозлин. А ваши лошади будут ждать вас на причале, как только моим людям удастся установить грузовую стрелу.

Капитану очень хотелось избавиться от них. Эгвейн уже подумывала сказать ему, что не надо спешить, но тут же отказалась от этой мысли. Хоть качка на «Змеешейке» и прекратилась, девушке хотелось как можно скорее ступить на твердую землю. И без проволочек. И все же она остановилась, погладила Туманную по носу и позволила серой кобыле потереться носом о ее ладонь. Она сделала это, чтобы убедить капитана Канина, что нисколько не торопится.

На лестнице, ведущей из кают, появились Найнив и Илэйн, нагруженные узлами и седельными сумками. Увидев, что Эгвейн смотрит на нее, Найнив отодвинулась от Дочери-Наследницы и остальную часть пути прошла без посторонней помощи. Команда устанавливала узкие сходни, еще пара матросов прилаживала широкий парусиновый пояс под брюхо Туманной. Эгвейн поспешила вниз за своими вещами. Когда она вернулась, ее кобыла была уже на пристани, а чалая лошадь Илэйн висела на парусиновом поясе на полпути к берегу.

Первым ощущением Эгвейн после прикосновения к камням пристани было облегчение: ничего уже не будет качаться и ходить ходуном под ногами. Она стала разглядывать город, достичь которого им стоило стольких трудов.

Каменные склады огораживали длинные причалы, вдоль которых выстроилось множество судов, больших и малых. Еще суда стояли на якоре рядом, в реке. От них Эгвейн поспешно отвернулась. Тир был выстроен на совершенно плоской равнине. Дальше, за складами, где пролегали грязные улочки, ей удалось разглядеть каменные и деревянные дома, гостиницы и таверны. Крыши были крыты черепицей и имели причудливые угловатые очертания, а некоторые возвышались тонкими, острыми шпилями. За всем этим виднелась внушительная стена из серого камня, за которой торчали высокие башни с балконами и дворцы с белыми куполами. Вершины башен были заострены, а очертания дворцовых куполов казались квадратными. Тир предстал таким же большим городом, как Кэймлин или Тар Валон, и, хотя он не считался таким же красивым, по праву назывался одним из великих городов мира. И все-таки, кроме Тирской Твердыни, смотреть было не на что.

Эгвейн слышала о ней много сказаний и преданий, которые гласили, что Тирская Твердыня — величайшая крепость в мире, и к тому же самая древняя, возведенная первой после Разлома Мира. Но все эти рассказы никак не подготовили девушку к тому, что она увидела. Сначала Эгвейн подумала, что это огромный серый холм или маленькая бесплодная гора, простирающаяся на запад от Эринин через стену в сам город и занимающая сотни гайдов. На огромной высоте развевалось знамя — три белых полумесяца по диагонали на красно-золотом поле. И даже когда девушка увидела стяг, хлопающий над рекой на высоте не менее трехсот шагов, но достаточно большой, чтобы его можно было разглядеть, даже когда она оглядела зубчатые стены и башни, — ей было трудно поверить, что Тирская Твердыня построена — нет, скорее высечена — в бывшей тут горе.

— Тут не обошлось без Силы, — пробормотала Илэйн. Она тоже смотрела на Твердыню. — Сплетенными потоками Земли вытянули камни из земных глубин, потоками Воздуха перенесли их из всех уголков мира, а потоки Земли и Огня использовали, чтобы сплавить все это в монолит, в единое целое, без швов, без скрепляющего раствора. Атуан Седай говорит, что Башня не смогла бы повторить это сегодня. Странно, если принять во внимание, каково ныне отношение Благородных Лордов к Силе.

— Я думаю, — тихо сказала Найнив, следя за снующими вокруг рабочими, — если принять во внимание именно это, то есть вещи, о которых нам не следует говорить во всеуслышание.

По лицу Илэйн было ясно, что ее одолевают противоречивые чувства: негодование — ведь говорила она совсем тихо — и признание правоты Найнив. В последнее время Дочь-Наследница часто соглашалась с Найнив — слишком часто и с готовностью, что редко устраивало Эгвейн.

Только тогда, когда Найнив права, ворчливо заметила про себя Эгвейн.

Здесь за женщиной, которая носит кольцо или даже просто связана с Тар Валоном, обязательно будут следить. Босые докеры в кожаных жилетах не обращали на них никакого внимания. Они суетились, таская на спинах ящики, корзины и тюки или катя тачки. В воздухе висел сильный запах рыбы. Вокруг трех соседних причалов сгрудились дюжины маленьких рыбацких лодочек, очень похожих на те, что изображены на картине в кабинете Амерлин. Обнаженные по пояс мужчины и босые женщины доставали из лодок корзины с рыбой — груды живого серебра, бронзы и зелени; были там и рыбины такой окраски, которой Эгвейн никогда не видела: ярко-красные и темно-синие, сверкающие золотом и украшенные полосками или пятнами белого и прочих цветов. Эгвейн понизила голос настолько, чтобы его слышала только Илэйн: