— Никуда мы не уйдем. Выступаем на рассвете. Пусть взрывают хоть весь чертов город.

Люди, которые собрались вокруг, завизжали ура!!! так хрипло и так дико, что Кент Дейли вздрогнул. Чего он хотел больше всего — довезти свою больную голову домой, запереть все двери и заснуть.

11

Все еще на адреналине, Ван стукнула в дверь Фрица Машаума так сильно, что та чуть не сорвалась с петель. Длинные пальцы руки, которые выглядели так, будто в них было слишком много косточек, оттянули в сторону грязную занавеску. Щетинистое лицо выглянуло наружу. Через минуту дверь отворилась. Фриц открыл было рот, но Ван схватила его и начала трясти, как терьер крысу, прежде чем он успел хоть что-то пикнуть.

— Что ты им продал, мерзкое маленькое дерьмо? Это была ракетная установка? Это была она, не так ли? Сколько тебе заплатили эти ублюдки, за удовольствие взорвать полицейский участок в центре города?

К тому времени они были внутри, Ван грубо тащила Фрица через его захламленную гостиную. Он слабо бил левой рукой по одному из ее плеч; другая его рука находилась в самодельной петле, которая, похоже, была сделана из простыни.

— Прекрати! — Кричал Фриц. — Прекрати, женщина, мне уже повредили чертову руку эти два кретина!

Ван пихнула его в грязное кресло, рядом с которым лежала кипа старых журналов в кожаном переплете

— Рассказывай.

— Это была не ракетная установка, это была винтажная российская базука, которую я хотел продать за шесть или семь тысяч долларов одному из тех парней, которые продают оружие на парковке в Уиллинге, а эти два мерзких ублюдка ее забрали!

— Ну, конечно, может, еще расскажешь, что ты не при делах? — Спросила Ван.

— Это правда. — Фриц посмотрел на нее поближе, его глаза скользили от ее круглого лица к ее большой груди, после к ее широким бедрам, а затем обратно. — Ты первая женщина, которую я видел за два дня. Как долго ты не спишь?

— С утра в прошлый четверг.

— Святые угодники, это должно быть рекорд.

— И даже близко нет. — Ван это погуглила. — Не отвлекайся. Эти парни на хрен взорвали полицейский участок.

— Я слышал адский взрыв, — признался Фриц. — Думаю, что базука отработала довольно неплохо.

— О, она сработала очень даже хорошо, — сказала Ван. — Не думаю, что ты знаешь, куда они пойдут дальше.

— Нет, понятия не имею. — Фриц начал ухмыляться, открывая зубы, которые не видели стоматолога в течение длительного времени, если вообще когда-либо видели. — Но я могу узнать.

— Как?

— Чертовы придурки схавали то, что я сказал им, что это был инвентарный номер, они просто мне поверили! — Его смех звучал как напильник, скребущий по ржавому металлу.

— О чем ты говоришь?

— GPS-навигатор.[359] Я прикрепляю их на все мои премиум штуки, на случай, если их украдут. Это я проделал и с базукой. Я могу отслеживать её на моем телефоне.

— Ты дашь это мне, — сказала Ван, и протянула руку.

Фриц посмотрел на нее, его водянисто-голубые глаза не спеша перекатывались под морщинистыми веками.

— Если ты найдешь мою базуку, ты отдашь мне её обратно, прежде чем заснешь?

— Нет, — сказала Ван, — но я не сломаю тебе руку в придачу к той, которую они вывихнули. Как насчет этого?

Маленький мужчина усмехнулся и сказал:

— Хорошо, но это только потому, что я слишком добрый с большими женщинами.

Если бы она чувствовала себя как раньше, до Авроры, Ван, возможно, вышибла из него дерьмо только за один этот идиотский комментарий — это было бы не трудно, и этим она оказала бы обществу огромную услугу — но в ее теперешнем состоянии, она пропустила колкость между ушей.

— Ну же.

Фриц поднялся с дивана.

— Телефон на кухонном столе.

Она отступила, направляя на него винтовку.

Он повел ее по короткому, темному коридору на кухню. Из-за зловонного запаха гари, Ван почувствовала рвотный позыв.

— Что ты здесь готовил?

— Леденцы, — сказал Фриц. И прыгнул к покрытому линолеумом столу.

— Леденцы? — Конфетами, о которых она знала, вовсе не пахло. Серые лоскутки, как кусочки сожженной газеты, были разбросаны по полу.

— Леденцы из моей жены, — сказал он. — Ныне покойной. Сжег болтливую старую кошелку кухонной спичкой. Никогда бы не подумал, что она займется от искры. — Его черные и коричневые зубы были обнажены в свирепой ухмылке. — Понимаешь? Искры?

Этого не избежать. Хочет она или нет, но ей придется причинить вред мерзкому ублюдку. Это была первая мысль Ван. Вторая — на покрытом линолеумом столике не было мобильного телефона.

Грохнула выстрел, и Ван резко выдохнула. Её отбросило на холодильник, по которому она опустилась на пол. Кровь от пулевого ранения на бедре. Винтовка, которую она держала, вылетела из рук. Пороховой дым вился от края обеденного стола и прямо до неё. Вот тогда она и заметила ствол, пистолет, который Машаум прятал под столешницей. Фриц освободил его от клейкой ленты, которая удерживала оружие, встал и подошел к столу.

— Никогда не мешает быть слишком осторожным. Держу заряженный пистолет в каждой комнате. — Он присел рядом с ней и направил ствол пистолета ей в лоб. Его дыхание пахло табаком и мясом. — Это была моя заготовочка. Что ты об этом думаешь, жирная свинья?

Она ничего об этом не думала, она делала. Правая рука Ван Лэмпли — рука, которая положила Хейли «Эвакуатор» О'Мира в схватке на чемпионате Огайо 2010 года в дивизионе для женщин 35–45 лет, и сломала локоть Эрин Мейкпис в 2011 году — была как пружина капкана. Эта рука взметнулась вверх, схватив запястье Фрица Машаума и сжимая стальными пальцами, дернула так яростно, что он упал на неё. Старинный пистолет выстрелил, положив пулю в пол между рукой Ван и её боком. Желчь поднялась в горле, когда его тело прижалось к ее ране, но она продолжала выкручивать запястье, и под таким углом все, что он мог сделать, это снова выстрелить в пол, прежде чем пистолет выскользнул из его руки. Кости затрещали. Связки разорвались. Фриц закричал. Он укусил её за руку, но она только сильнее вывернула запястье и начала методично пробивать в его затылок левым кулаком, все глубже погружая в голову бриллиант своего обручального кольца.

— Хорошо, хорошо! Агент! Чертов агент! Я отдам! — Кричал Фриц Машаум. — Хватит!

Но Ван не думала, что хватит. Ее бицепс сгибался и татуировка с надгробием — ваша гордость — распухала. Она продолжала выкручивать одной рукой и пробивать другой.