Каден обернулся. Полку заливала кровь, усеивали тела. Слепящий свет солнца дробился о сталь. В нестройном хоре воплей нельзя было узнать человеческой речи.

Пирр похлопала себя по ляжке окровавленным клинком:

– Понимаю. Это щедрое приношение богу, и жаль уходить. И все же я обещала провести вас к тайным вратам…

Тристе бросилась бегом, не дослушав убийцу, и Каден без промедления последовал за ней – швырнул себя из-под бронзового молота солнца в прохладные тени скал. Они вчетвером долго бежали по каменистой тропинке молча: перебирались через завалы, с плеском переходили журчащие ручьи, спотыкались на ненадежных уступах, падали, рассаживали локти и колени, вставали и бежали дальше.

– Ил Торнья… – заговорил Каден, когда они в первый раз остановились.

– Один из тех, кого ты назвал кшештрим, – отозвался Герра.

Присягнувший Черепу согнулся вдвое и отдыхивался, упираясь руками в колени, но его зеленые глаза смотрели светло и зорко.

– Да, – подтвердил Каден, – но его там не было. И его лича тоже.

Герра насупился. Пирр только рассмеялась.

– Если бы этих бессмертных так легко было отдать богу, – сказала она, – мы бы давным-давно это сделали.

– У кента… – выговорила Тристе.

Она упала на колени и черпала воду из лужицы между камнями, в спешке проливая себе на подбородок.

– Он будет ждать у кента, – выдохнула Тристе, – как в тот раз.

– И я этого боюсь, – кивнул Каден.

За ними, выше по расселине, хрустел под подошвами камень. Солдаты яростно, торопливо перекликались.

– Боишься? – переспросила Пирр. – Я для того и обулась с утра в сапоги, чтобы встретиться с вашим бессмертным генералом. Если он не попадется нам до тайных ворот, я буду очень-очень огорчена.

– Я огорчена, – заявила Пирр, качая головой при виде поспешно наваленной горы камня.

Ил Торньи не было и следа. Они добрались до древнего городка, руководствуясь отложившейся в памяти Кадена картой, без единого столкновения. Бегство казалось легким, слишком уж легким, а теперь появилось объяснение.

– Они завалили врата, – сказала Тристе, разглядывая глыбы в свой рост на том месте, где раньше стояли кента.

– Немалый труд, – заметил Герра. – Почему было их просто не снести?

– Не знаю, возможно ли их снести, – ответил Каден. – Во всяком случае, обычными средствами.

Пирр нырнула в полуразрушенное здание и почти сразу вернулась, качая головой:

– Ни лича, ни непобедимого кшештрим. Какое разочарование.

Тристе медленно поворачивалась вокруг себя, будто хотела разом увидеть весь город.

– Где же он? – прошептала она. – Чем занят?

Каден нахмурился:

– Не представляю. Да и никогда не знал.

– Нам четверым на раскопку ваших врат целый день нужен. – Герра приставил ладонь к уху и обернулся к расщелине, откуда они вырвались. – А целого дня у нас, думается, не будет.

Каден и сам слышал шум погони. Эхо от скальных стен не позволяло определить расстояние: может, полмили, а может, и меньше. Он снова повернулся к груде. В два его роста, сотни фунтов камня, но навалены как попало. Сразу видно, в какой спешке работали солдаты. Герра был прав: чтобы все это разобрать, хотя бы настолько, чтобы протиснуться под самым сводом кента, уйдет целый день. А если…

Он еще раз взглянул на груду и закрыл глаза.

Вот они, камни: одни в обхват мужской груди, другие не больше его головы, одни держатся на уголке, другие засели так, что не вытянешь и упряжкой быков. Но на вершине груды были проемы, кое-где столь широкие, что Тристе могла бы в них уместиться. В памяти вдруг прозвучали слова Рампури Тана, словно живой монах встал у него за спиной и покачал головой: «Ты должен видеть то, чего нет».

Каден разом перенесся в Ашк-лан, превратился в юного ученика, которому миску заменили булыжником. Слизывая похлебку с беспощадного камня, он слышал смех своего первого умиала, Уй Хенга, внушавшего ему значение пустоты.

«Не в камнях дело, – подумал он, – а в пространстве между ними».

И он принялся медленно, внимательно отслеживать невидимые линии сил и опор – сдвинул один обломок, заполнив одну пустоту, зато оставив на его месте другую. Он действовал только мысленно – не шевелился, не открывал глаз, и все равно вспотел от натуги, силясь удержать в голове все связи, увидеть все разом, отыскать те потаенные полости, что не были придавлены тяжестью, просчитать слои пустоты, найти способ передвинуть те камни, что можно было сдвинуть, не обрушив огромную груду.

– Каден? – осторожно позвала Тристе.

Он мотнул головой, заспешил, мысленно перемещая камни, возвращая на место, перекладывая, отыскивая проход, пустоту, погребенную под этой немыслимой тяжестью.

– Вот, – сказал он, открыв наконец глаза. – Начать надо с этой плиты. Потом передвинуть эту…

– Механика строительного дела меня завораживает, – сообщила Пирр, – однако не уверена, что это наилучший путь…

– Мы сможем пройти, – перебил Каден. – Я вижу.

Убийца шевельнула бровью и указала кончиком ножа на расщелину позади. Топот сапог неуклонно приближался.

– Ты как раз успеешь объяснить это наши друзьям.

– Мне нужно только время. Может, тысяча ударов сердца.

– Нет у нас времени, – взорвалась Тристе, дернув его за руку. – Уходить надо сейчас же!

Но Пирр с безмолвным вопросом в глазах смотрела на Герру. Жрец погладил большим пальцем наконечник копья, словно проверял остроту, и кивнул.

– Будет тебе твоя тысяча, – бросила, отворачиваясь, Пирр. – Там за поворотом есть место, где стены сходятся и с уступа капает вода. Хорошее место.

Тристе уставилась на нее:

– Вас убьют!

– А зачем мы шли, по-твоему? – улыбнулась Пирр.

– Нет. – Тристе затрясла головой. – Есть другой путь. В обход или мимо. Путь получше.

Пирр улыбнулась еще шире:

– Ты не перепутала нас с другим жреческим орденом? Не сомневаюсь, вы предпочли бы другое место, но попали в Рашшамбар, мои милые чурающиеся крови детки. Сражаться и умирать – и есть наш путь.

– Мы могли бы его убить, – тихо сказала Адер.

Кегеллен сделала длинный глоток, отставила кубок с вином на стол, развалилась в кресле, выпятила губы.

– Надо полагать, – помолчав, отозвалась она, – что, говоря «мы», вы не предлагаете нам троим тыкать беднягу ножами в сердце?

– Беднягу! – возмутилась Адер. – Сукин сын практически взял город. Его люди на стене, в Рассветном дворце, в самом Копье, и, мало того, они патрулируют главные улицы, баррикады и посты между кварталами…