Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если же, напротив того, человек беден, «все дни несчастного печальны» (Притч. 15, 15); он постоянно бедствует, удручен, отвержен и заброшен, нищ кошельком и нищ решимостью; prout res nobis fluit, ita et animus se habet[2220], ибо деньги вдыхают жизнь и душу[2221]. Будь честен, мудр, образован, имей заслуги, будь благородного происхождения и прекрасно одарен, но если ты при всем том беден, то маловероятно, что добьешься видного положения в обществе, почета, должности или приличного состояния; ты все равно останешься незамеченным и всеми пренебрегаемым, frustra sapit, inter literas esurit, amicus molestus [твою мудрость никто не оценит; несмотря на всю твою ученость, ты будешь голодать, твоя дружба будет лишь в тягость]. «Стоит ему заговорить, и уже вопрошают — что это еще за пустомеля?»[2222] (Сирах.); благородство, не подкрепленное богатством, projecta vilior alga[2223] [дешевле, чем выброшенные на берег водоросли, и тут уж не жди уважения]. Nos villes pulli nati infelicibus ovis [Мы бесполезные птенцы незадачливых куриц{1754}]; стоит нам однажды впасть в нищету, и с нами происходит мгновенная метаморфоза — мы уже подлые рабы, негодяи и гнусные твари, ибо быть бедняком — это все равно что быть мошенником, олухом, подлецом, порочным отвратительным малым, бельмом на глазу; достаточно сказать — бедняк — и этим сказано все[2224]; такие рождены трудиться, страдать, носить тяжести, подобно вьючным животным, pistum stercus comedere [питаться экскрементами], подобно спутникам Улисса{1755}, и, подобно осмеянному Аристофаном Хремилу{1756}, salem lingere[2225] [лизать соль], опорожнять нужники, чистить канавы, вывозить мусор и навоз, прочищать трубы, чистить лошадиные копыта[2226] и прочее (уже не говоря ничего о турецких галерниках, коих продают и покупают, как ломовых лошадей[2227], или африканских неграх, или нищих индейцах-носильщиках[2228], qui indies hinc inde deferendis oneribus occumbunt, nam quod apud nos boves et asini vehunt, trahunt [которые, что ни день, испускают дух на дорогах под своей ношей, ибо они выполняют ту же работу, что у нас рогатый скот и ослы], Id omne misellis Indis [И такова вся жизнь этих злосчастных индейцев]). У них отталкивающий вид, но если бы они и вздумали приводить себя в порядок, все равно выглядели бы запущенными и жалкими, потому что бедны; immundas fortunas oequum est squalorem sequi[2229] [жалкий вид — естественное следствие жалкого существования], так уж повелось. «Другие едят, чтобы жить, они же живут для непосильного труда»[2230], servilis et misera gens nihil recusare audet[2231]{1757}, поколение рабов, не смеющее отказаться от любого поручения. Heus tu, Dromo, cape hoc flabellum, ventulum hinc facito dum lavamur[2232], «Эй, Дромо, возьми-ка веер и обмахивай нас, пока мы моемся, да передай своему приятелю, чтобы встал завтра утром пораньше, потому что, какая бы ни была погода, ему предстоит пробежаться миль 50, чтобы доставить письмо моей милашке; Sosia ad pistrinam, а Сосий останется дома и будет весь день толочь зерно для солода, Тристан же займется молотьбой». Вот так ими распоряжаются — ведь некоторые из них не более чем скамейка для ног богачей, подставка, с которой легче взобраться на лошадь, или забор, на который не грех и помочиться[2233]. Таковы уж обычно эти люди — грубые, глупые, суеверные идиоты, злобные, неопрятные, вшивые, нищие, отверженные, рабски покорные и, как замечает Лео Афер по поводу африканских племен[2234]: natura viliores sunt, nec apud suos duces majore in pretio quam si canes essent, низкие по природе своей и внушающие не больше уважения, чем псы[2235]; miseram laboriosam, calamitosam vitam agunt, et inopem, infelicem, rudiores asinis, ut e brutis plane natos dicas [их жизнь полна невзгод, труда и страданий, нужды и несчастий; они невежественней ослов, и вы могли бы сказать, что они происходят от животных]; никаких познаний, никаких сведений, никакого обхождения и едва ли крупица здравого смысла, ничего, кроме свойственной им дикости; Belluino more vivunt, neque calceos gestant, neque vestes, подобно бродягам и странникам, они ходят босые и с голыми ногами, так что подошва ступней у них такая же твердая, как лошадиное копыто, — таковы впечатления, вынесенные Радзивиллом после Дамиеты в Египте[2236]; влача изнурительное, жалкое, невыносимое, несчастное существование, «подобно животным и ломовым лошадям, если даже не хуже»[2237] (ибо испанцы на Юкатане[2238] выменяли трех мальчиков-индейцев за сыр и сотню рабов-негров — за лошадь); их речь пересыпана непристойностями, а summum bonum [наивысшее благо] для них — кружка эля. Нет такого унижения, которому бы эти грубые существа не подвергались, inter illos plerique latrinas evacuant, alii culinariam curant, alii stabularios agunt, urinatores, et id genus similia exercent{1758} [многие из них заняты очисткой отхожих мест, другие прислуживают на кухне или