все были одеты в синие спортивные костюмы. Очевидно, сезон Утонувшего Пророка закончился: начался сезон Пророка-целителя.

Ее сопровождающая осталась возле душевой кабины, пока Робин мылась жидким мылом. Ее колени были ободраны, как и часть позвоночника. Завернувшись в полотенце, Робин последовала за своей спутницей в пустое общежитие, где на кровати лежал свежий синий спортивный костюм и нижнее белье. Когда она переоделась под наблюдением другой женщины, последняя сказала:

— Сегодня ты будешь присматривать за Джейкобом.

— Хорошо, — сказала Робин.

Ей очень хотелось лечь на кровать и уснуть, потому что она почти бредила от усталости, но она покорно вышла вслед за Хэтти из общежития. Теперь для нее ничего не имело значения, кроме одобрения церковных директоров. Ужас перед коробкой останется с ней навсегда; все, чего она хотела, — это чтобы ее не наказывали. Теперь она боялась, что кто-нибудь из агентства придет и вытащит ее, потому что в этом случае Робин снова закроют в коробке и спрячут. Она хотела, чтобы ее оставили на месте; она боялась, что агентство еще больше поставит под угрозу ее безопасность. Возможно, когда-нибудь в будущем, когда у нее восстановятся нервы и за ней снимут круглосуточное наблюдение, она найдет способ вырваться на свободу, но сегодня она не могла думать так далеко вперед. Она должна подчиниться. Соблюдение правил было единственным спасением.

Хэтти провела Робин обратно в фермерский дом, через резные двери с драконом и по лестнице с алым ковром. Они прошли по коридору с черными блестящими дверями, затем поднялись по второй лестнице, узкой и без коврового покрытия, которая вела в коридор с покатой крышей. В конце коридора находилась простая деревянная дверь, которую открыла ее спутница.

Когда Робин вошла в маленькую чердачную комнату, на нее обрушился неприятный запах человеческой мочи и фекалий. Луиза сидела рядом с детской кроваткой. На полу, застеленном листами старой газеты, стояли различные картонные коробки, а также частично заполненный черный мусорный контейнер.

— Скажи Ровене, что делать, Луиза, — сказала женщина, сопровождавшая Робин, — а потом можешь идти спать.

Она ушла.

Робин в ужасе уставилась на обитателя кроватки. Джейкоб был примерно трех футов в длину, но, несмотря на то, что на нем не было ничего, кроме подгузника, он не был похож на малыша. Его лицо осунулось, тонкая кожа обтягивала кости и торс; его руки и ноги были атрофированы, и Робин могла видеть синяки и то, что она приняла за пролежни, на его очень белой коже. Казалось, он спит, его дыхание было гортанным. Робин не знала, болезнь ли, инвалидность или постоянное пренебрежение привели Джейкоба в такое плачевное состояние.

— Что с ним? — прошептала она.

К ужасу Робин, единственным ответом Луизы был странный квакающий звук.

— Луиза? — спросила Робин, встревоженная этим звуком.

Луиза сложилась вдвое, ее лысая голова оказалась в руках, а шум превратился в звериный визг.

— Луиза, не надо! — яростно сказала Робин. — Пожалуйста, не надо!

Она схватила Луизу за плечи.

— Нас обеих снова накажут, — с яростью сказала Робин, уверенная, что крики с чердака будут расследованы теми, кто находится внизу, что единственной безопасностью для них является молчание и послушание. — Прекрати! Хватит!

Шум утих. Луиза лишь раскачивалась на стуле взад-вперед, ее лицо было по-прежнему скрыто.

— Они будут ждать, что ты уйдешь. Просто скажите мне, что с ним делают, — сказала Робин, ее руки все еще лежали на плечах пожилой женщины. — Скажи мне.

Луиза подняла голову, глаза ее налились кровью, она выглядела развалившейся, лысина была порезана в нескольких местах, где, несомненно, она брила ее в изнеможении своими артритными руками. Если бы она сломалась в другое время, Робин испытала бы скорее сострадание, чем нетерпение, но в данный момент ее заботило только одно — избежать лишнего внимания или наказания. И меньше всего она хотела, чтобы ее снова обвинили в том, что она причинила страдания другому члену церкви.

— Скажи мне, что делать, — яростно повторила она.

— Там есть подгузники, — прошептала Луиза, из глаз которой все еще текли слезы, когда она указала на одну из картонных коробок, — а вон там — салфетки. Еда ему не понадобится… дай ему воды в чашечке. — Она указала на одну из них на подоконнике. — Оставь газету… его иногда рвет. У него… у него тоже иногда бывают приступы. Постарайся, чтобы он не бился о прутья. А напротив есть ванная, если тебе понадобится.

Луиза поднялась на ноги и на мгновение замерла, глядя на умирающего ребенка. К удивлению Робин, она поднесла пальцы к рту, поцеловала их, а затем осторожно положила на лоб Джейкоба. Затем она молча вышла из комнаты.

Робин медленно подошла к жесткому деревянному стулу, который освободила Луиза, посмотрела на Джейкоба и села.

Мальчик был явно на грани смерти. Это было самое чудовищное, что ей доводилось видеть на ферме Чепменов, и она не понимала, почему именно сегодня, а не когда-нибудь, ее послали ухаживать за ним. Зачем приказывать делать это кому-то, кто лгал и нарушал церковные правила, кто признался, что сомневается в своей преданности церкви?

Какой бы измученной она ни была, Робин думала, что знает ответ. Ее делали соучастницей судьбы Джейкоба. Возможно, в какой-то давно подавляемой части себя Уэйсы знали, что прятать этого ребенка, морить его голодом и не давать ему доступа к медицинской помощи, кроме “духовной работы”, предоставляемой Чжоу, будет считаться преступлением во внешнем мире. Те, кого послали следить за его неуклонным ухудшением состояния и кто не обратился за помощью, несомненно, были бы признаны виновными властями за пределами фермы Чепмен, если бы они когда-нибудь узнали, что произошло. Робин все больше замыкалась в себе, проклиная себя за то, что находилась в этой комнате и не обращалась за помощью для ребенка. Он мог умереть, пока она присматривала за ним, и в этом случае Уэйсы имели бы над ней власть навсегда. Они сказали бы, что это была ее вина, независимо от правды

Тихо и совершенно бессознательно Робин начал шептать.

— Лока Самастах Сукхино Бхаванту… Лока Самастах Сукхино Бхаванту….

Сделав над собой усилие, она остановила себя.

— Я не должна сойти с ума. Я не должна сойти с ума.

Глава 85

Терпение в высшем смысле означает торможение сил.

И-Цзин или Книга Перемен

Зная, что он не может оставаться в окрестностях фермы Чепмен при дневном свете, не попав на