И все же было в нем что-то… иномирное. Какая-то непохожесть на остальных, которую Нари отметила еще на крыше, но не придала особого значения, захваченная восстановлением магии и перемещением острова.

– Ты не отмечен проклятием, – проговорила она вслух, догадавшись. – Проклятием Сулеймана.

Нечитаемое выражение промелькнуло в лице Дары и исчезло в следующее мгновение.

– Нет… видимо, нет. Я снова чувствую себя таким, каким стал, когда Манижа воскресила меня в пустыне. – Он поднял руку, и та на секунду сменила облик, кожа покрылась огнем, а пальцы превратились в когти, после чего он сразу вернул себе прежний вид. – Первородный дэв.

– Наделенный силами, которые Сулейман посчитал слишком опасными, чтобы ничего с этим не сделать, – добавила Нари. – Должна сказать… я с ним согласна.

– Значит, ты носишь его кольцо по справедливости. – Дара шагнул ближе, его яркие глаза обшарили ее лицо. – Как ты себя чувствуешь?

Как будто меня снова пырнули ледяным кинжалом.

– Отлично, – солгала она. – Сильной, – это уже не было ложью. – Способной одолеть первородного дэва.

Дара удивленно моргнул, а затем один уголок его рта приподнялся в улыбке.

– Шесть лет в Дэвабаде, и не менее остра на язык, чем тогда, когда я нашел тебя, мошенницу, на каирском кладбище.

Сердце Нари подскочило к горлу.

– Ты был самым несносным, высокомерным существом, которое я когда-либо встречала. Ты заслужил каждую остроту в свой адрес.

– Резонно. – Он сделал еще один шаг навстречу, продолжая ей любоваться. – Но я надеюсь, ты не увидишь необходимости в том, чтобы «одолеть» меня. Хотя бы подожди немного. Прежде я хотел поговорить с тобой.

– Наедине и в лесу?

– Я подумал, будет лучше, если тебя не увидят в моем обществе. Да и возвращаться в больницу казалось неправильным. После того как…

– Я слышала.

Нари знала все о нападении Дары на больницу и о тропе смерти, которую он проложил в попытке бегства. Она знала все, потому что слышала это от самих жертв, многие из которых все еще находились в больнице, включая солдат и мирных жителей, оставшихся калеками, и детей, оставшихся сиротами.

Не говоря уже о Гезири, погибших от яда Манижа. О солдатах и молодых кадетах Королевской гвардии, утопленных, раздавленных или сожранных гулями в ночь нападения. О тысячах невинных мирных жителей, убитых, когда Манижа приказала ему сровнять город с землей.

Нари взглянула в лицо Дары – серьезное, полное сомнений, завораживающе красивое лицо – и задала вопрос, на который, вопреки всякой логике, надеялась получить другой ответ.

– И ты… все это время был под ее контролем?

– Нет, – просто ответил Дара. – Не все.

Она разглядывала его. Сейчас, в этом лесу, Дара больше всего походил на дэва, который забрал ее из Египта. На несносного, задумчивого воина, который хотел лучшей участи для своего народа. Для нее. Для них вдвоем.

Но у него была и другая сторона. И всегда будет. Нари не могла смотреть на Дару и не видеть смерти и опустошения. Его мученический ответ о женщинах Кви-Цзы… эти слова останутся с ней навечно.

– Ты разрываешь меня на части, – выпалила она, словно выдернув эти слова из битвы, которую вела со своим сердцем. – После того нападения не прошло и дня, чтобы я не прокручивала в голове твои слова, пытаясь соединить в своей голове мужчину, которого я знала, с безжалостным оружием, которым ты себя провозгласил. Я была готова убить тебя. А ты взял и совершил правильный поступок.

Дара прикусил губу, выглядя так, будто сдерживал слезы и улыбку одновременно.

– Мне очень жаль. Действительно, похоже, время, проведенное нами вместе, всегда доставляло тебе одни неприятности.

– Не всегда, Дара. Не всегда.

Он шумно вздохнул, а затем посмотрел в сторону, как бы собираясь с мыслями. Оба держались на расстоянии вытянутой руки, словно заключив негласное соглашение, из общего страха, что, подойдя ближе, только причинят друг другу еще больше боли.

Он указал на узкую тропинку, вьющуюся в высокой траве:

– Ты не откажешься… не откажешься пройтись со мной?

Нари молча кивнула, и они отправились в путь. Дара задавал темп, грациозно скользя по неровной земле. Это напомнило Нари их первое путешествие, обширные пустыни и замерзшие равнины, долгие дни, проведенные верхом на лошадях, и колкие разговоры у костра под звездами. Она тогда считала себя умной и опытной, но теперь, оглядываясь назад, Нари понимала, какой юной она была. Какой наивной, не понимая, каким истерзанным выглядел ее спутник.

Так они и шли. Через поля розового клевера и каменистые холмы, вдоль извилистого ручья и под сенью массивных старых кедров, чьи узловатые стволы можно было обхватить разве что впятером. Нари догадывалась, что первоначально отовсюду на этой дикой местности открывался вид на озеро, но теперь она была скрыта поясом густо поросших лесом гор и новой рекой Али – границей, которую пожелали провести мариды между своими священными водами и городом джиннов. И все равно лес был прекрасен, здоров и исцелен, и Нари подумала, что, возможно, пришло время снять городские стены. Тихий покой и естественная красота Шефалы произвели на нее неизгладимое впечатление, и жителям ее города понравится иметь возможность дышать свежим воздухом и бродить под сенью деревьев.

Дара снова заговорил, отвлекая Нари от ее мыслей:

– В детстве мы часто играли в этих лесах с детьми Нахид и запугивали себя до полусмерти рассказами об ифритах, гулях и диких зверях, способных нас сожрать. Мы с кузенами дрались на палках, а Нахиды залечивали наши раны… – Его тон стал задумчивым. – Длилось это, конечно, недолго. Когда я рос, я слышал разговоры между отцом и дядями о том, как меняется Совет Нахид, но мне потребовались столетия, чтобы понять это самому.

– Вот что происходит, когда тебя учат боготворить своих правителей.

– Ты была готова пожертвовать жизнью ради Дэвабада. Ты носишь силу пророка в своем сердце, силу, которую использовала, чтобы изменить сам ландшафт и вернуть магию сотням тысяч душ по всему миру. И ты не считаешь себя достойной поклонения?

– Я считаю, что любое поклонение утомительно. У меня и без того достаточно обязанностей – не хватало еще, чтобы в довершение всего от меня ожидали совершенства и божественности.

Дара рассматривал ее очень внимательно, и свет, просачиваясь сквозь кроны деревьев, солнечными зайчиками ложился на его черных волосах.

– Но чего ты хочешь, Нари?

Чего ты хочешь? Сколько раз Нари задавали этот вопрос и его разнообразные вариации? Сколько раз она уклонялась от ответа, боясь озвучить свои мечты, чтобы не разрушить их?

Поэтому вместо ответа она просто представила себе эту картину. Она видела, как восстанавливается и процветает Дэвабад, как рушатся стены, окружающие город и разделяющие племенные сектора. Видела больницу, полную блестящих учеников со всего волшебного мира, которые горят своим делом. Дочь Субхи подросла и уже делает уроки в саду, и задает Картиру и Разу вопросы по истории. Она видела, как Джамшид и хирург-шафит работают рука об руку, а магия и человеческие открытия дополняют друг друга в совершенной гармонии.