Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марид фыркнул, крайне разочарованно.
– Огненная кровь. Ты целишься слишком низко, Ализейд аль-Кахтани. Ты мог бы стать настоящим речным владыкой, но вместо этого решаешь довольствоваться бумажками и цифрами, – высказал он возмущенно. – Ты потратишь свою жизнь впустую, пытаясь примирить склочных джиннов в засушливом каменном городе.
– Ужасно жаль тебя разочаровывать, – спокойно ответил Али. – Могу вернуть доспехи и меч, если хочешь.
Себек ощетинился:
– В этом нет необходимости. Но имей в виду, Тиамат рассчитывает, что ты будешь соблюдать ваш пакт и возвращаться к ее двору, по крайней мере, раз в несколько лет. Также было бы не лишним навещать и меня.
– Осторожнее, Себек. Я могу заподозрить тебя в привязанности ко мне.
– Ты совершенно ничего не смыслишь в уходе за реками. Кто-то должен тебя научить, – он кивнул на реку, которую Али протащил по земле, когда их всех накрыло магией Нари. – Эти воды и жизнь, которая в них обитает, теперь твоя ответственность. Если они будут процветать, будешь и ты. Пренебрегая ими, погубишь и себя тоже. – Он посмотрел на Али рептильими глазами, теперь такими же, как у самого Али. – Ты должен понять… теперь ты всегда будешь стоять в мире джиннов лишь одной ногой.
– Я знаю заплаченную мной цену.
Али видел ее в глазах каждого встречного, в изумлении на лицах джиннов по всему миру, которых Физе приходилось убеждать в том, что он все еще один из них, в шепоте, преследовавшем Али повсюду. Его ни в чем не обвиняли – пока нет. Он был одним из спасителей Дэвабада, за ним стояли друзья и семья.
Но Али знал, что обвинений не избежать. Знал, что иные ремарки будут больно ранить. Его станут называть крокодилом, предателем, монстром. Его верность – и веру – будут ставить под сомнение. Он также знал, что наступят времена, когда все это покажется ему невыносимым, и больше всего на свете ему захочется призвать пламя в ладони и снова стать частью своего народа, даже зная, что этого никогда не произойдет.
И все же он ни о чем не жалел. Ведь он освободил свой город. К тому же Али слишком хорошо знал, что другие поплатились куда более дорого – начать хотя бы с его предков Аяанле. И если быть до конца честным, какая-то часть Али впервые в жизни почувствовала себя свободно, как будто запрятанная частичка его личности, восходящая к Себеку, получила признание и успокоилась.
Али поднялся на ноги.
– Мне пора возвращаться.
– Да, похоже на то. Скажи огнекровным, что мы их утопим, если они приблизятся к нашему озеру.
– Я не буду говорить ничего подобного.
Себек шагал рядом с ним в воде.
– Тебе нужно спариться с Нахидой, если настаиваешь на том, чтобы остаться. Потомство между нашими народами как нельзя лучше скрепит наш новый пакт. Твои дети тоже смогут меня навещать.
На этих словах терпение Али внезапно лопнуло.
– Ой, только посмотри на небо, – сказал он, указывая на бесформенный туман. – Темнеет. Пожалуй, продолжу свой путь в одиночестве.
Себек, погруженный в свои мысли, казалось, не заметил намека Али.
– Она была практически ребенком, когда мы впервые встретились.
– Нари?
– Ее мать.
Али остановился. Себек впервые сам заговорил о семье Нари и тем более впервые прямо упомянул ее мать.
Он тщательно подбирал слова, зная, насколько осторожным может быть Себек.
– Значит, все, что Манижа сказала Нари, правда?
Али уже поделился своими воспоминаниями с Себеком, и марид знал то, что знал Али: история о том, как Манижа отреклась от Нари, назвав ее «ошибкой» своего брата, рожденной от матери-шафитки, распространялась со скоростью лесного пожара.
– Да. – Себек долго молчал. – Твоя Нахида пошла на большой риск ради мира с моим народом. Возвращение озера… уже больше похоже на подарок.
Али чувствовал, к чему он клонит.
– Ты не хочешь оставаться у нее в долгу.
– Нет, не хочу, – он пристально посмотрел на Али. – Мое обещание ее матери заключалось в том, чтобы стереть ее воспоминания, и она могла начать новую жизнь. Как ее союзнику, я оставляю на твое усмотрение, свершилось ли это.
– Да, – поспешно ответил Али. Он знал, что Нари хочет этого больше всего на свете. – Восстанови ее память. Я приведу ее сейчас же…
– Воспоминаний твоей Нахиды больше нет. Но ее мать заключила со мной сделку. Дурийя, – произнес Себек с бережным почтением. – Ее воспоминания перешли ко мне после ее смерти. Я могу поделиться ими с тобой, а ты можешь сделать то же самое с ней.
– Но я никогда не занимался такой магией.
– Это не трудно. – Себек задумался. Лицо марида почти всегда оставалось непроницаемым, то и дело меняясь от гуманоидного к рептильему, но Али готов был поклясться, что в его глазах мелькнула печаль. – Это тяжелые воспоминания. Будет лучше, если ими поделится с ней друг.
Али колебался. В мыслях он видел перед собой Нари, когда та сидела рядом с ним на берегу Нила, отраженного в ее темных глазах, и с почти осязаемой тоской говорила о своем детстве, которого не помнила.
Он видел женщину, которой она стала, окруженную любящими ее друзьями, женщину, настолько храбрую, что бросила вызов самой смерти ради их спасения.
Али протянул руку Себеку:
– Покажи мне.
Голова Али все еще кружилась, когда он поднялся вверх по реке туда, где его ждали Зейнаб и Мунтадир. Быстрее было бы добраться вплавь или призвать на помощь магию маридов, которая в считаные секунды перенесла бы его по скрытым под водой течениям. Но Али было необходимо провериться, привести в порядок мысли после того, что он только что видел, – и обдумать, как ему преподнести эту новость подруге, чей мир только что в очередной раз перевернулся с ног на голову. Он хотел почувствовать твердую почву под ногами, обосноваться во втором царстве, к которому он принадлежал.
Он услышал их шутливый разговор еще до того, как повернул из-за каменистой излучины реки.
– …потому что тебе все к лицу, и это несправедливо, – жаловалась Зейнаб. – С тех пор как тебя выпустили из темницы, не прошло и недели. Когда ты успел обзавестись повязкой на глаз с такой модной вышивкой?
– Это все мои поклонники, сестренка. Их у меня тьма.
А потом они оказались в его поле зрения. Устроились на циновке, расстеленной здесь Али, и уже разделались с едой, которую он принес из кухни. Брат и сестра, которых он боялся, что потерял, по ком тосковал и за кого переживал так сильно, что бывало нечем дышать.
Мунтадир поднял на него взгляд и широко улыбнулся.
– Зейди! Мы боялись, что ты уже не вернешься. И на всякий случай съели всю еду.
Зейнаб толкнула брата локтем:
– Не дразни его. У него уже такой вид, словно он опять готов расплакаться и броситься целовать нас, благодаря Бога.